Судьба этого печального эксцентрика — интересное зеркало русского ХХ века

Дилетант18+

Александр Вертинский

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЁН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БЫКОВЫМ ДМИТРИЕМ ЛЬВОВИЧЕМ

1.

Судьба этого печального эксцентрика — интересное зеркало русского ХХ века, замечательная вольтова дуга между двумя точками: «Жёлтый ангел», допустим, и «Песня о Сталине». «Весь седой, как серебряный тополь, он стоит, принимая парад. Сколько стоил ему Севастополь, сколько стоил ему Сталинград!» Поневоле разделишь печаль небесного гостя: «И тогда с потухшей ёлки тихо спрыгнул жёлтый Ангел и сказал: ”Маэстро бедный, вы устали, вы больны. Говорят, что вы в притонах по ночам поёте танго. Даже в нашем добром небе были все удивлены”».

Интересует нас не то, почему он уехал: многие уехали, почти все, у кого было громкое имя. Оставались в основном те, кто мог надеяться на послереволюционную вертикальную мобильность, на блоковскую формулу — «явится нечто новое, равно не похожее на строительство и разрушение». Они довольно быстро всё поняли, но бежать было поздно. Вертинский — другое дело, он уезжал, что называется, культовым артистом и на чужбине продолжал оставаться звездой. А вот почему он вернулся — это интересно. Сталину, конечно, хватило вкуса запретить публичное исполнение песни про тополь и Севастополь: «Это написал честный человек, но петь это со сцены нэ нада». Тем не менее Вертинский уцелел, и в глухое время поздней сталинщины выступал, и дожил до 1957 года, и удостоился сталинской премии за участие в фильме «Заговор обречённых», где играл кардинала. Вертинский, конечно, под конец жизни жестоко разочаровался в советских порядках и написал сдержанногневное письмо о том, как его зажимают, — но это уже при Хрущёве, когда люди, пережившие сталинщину, начали роптать на значительно более мягкую и менее величественную хрущёвщину.

Иронизировать над Вертинским я совершенно не собираюсь: по свидетельству Катаева, Маяковский называл его значительным поэтом (а он мало кого так называл), и даже если подкорректировать формулировку — сказать, допустим, не «значительный поэт», а «выдающийся культурный герой», — это будет вполне справедливо. Вертинский — мастер синтетического жанра, поэт, композитор, актёр — свой образ создал и своё слово сказал. Множество голосов с тех пор забылось, имена канули, а Вертинский продолжает вызывать живое раздражение и живые подражания. Тексты его ушли в народ, а это признак большой поэзии — даже если цитируют его иронически, вспоминая в основном «в бананово-лимонном Сингапуре, в бури»: не всякому повезло остаться хотя бы и двумя такими строчками, а он оставил их порядочно. Нет больше никакого соцреализма, и от Серебряного века после трёх войн и многолетней деградации уцелело не так много, а «Маленькая балерина» и «Голубая испано-сюиза» живёхоньки, и «женулечку-жену» вам легко процитируют, и «доченек», и особенно актуальное по нынешним временам «В степи молдаванской»: «Звону дальнему тихо я внемлю у Днестра на зелёном лугу, и российскую милую землю узнаю я на том берегу! А когда засыпают берёзы, и поля затихают ко сну — о как сладко, как бо-о-ольно сквозь слёзы хоть взглянуть на родную страну!»

Правда, вспоминается не только это, но и его приезд к Ахматовой после её триумфальных московских концертов 1946 года (она уже понимала, что эта триумфальность не к добру). Она сидела у Пастернака с Ольгой Берггольц, попросился в гости Вертинский — тоже, кажется, после концерта. Приезжает с молодой красавицей-женой, с бутылкой коньяка, и начинает рассказывать поэтам, только что пережившим войну и блокаду: нет, так, как мы тосковали по Родине, вы никогда не тосковали! Только тот может её по-настоящему любить, кто годы прожил в разлуке... Это была, конечно, оглушительная бестактность, и Пастернак сквозь зубы выругался. От него такого никак не ожидали, и потрясённый Вертинский обратился к Ахматовой: «Анна Андреевна! Что это такое?» — на что Ахматова сурово сказала: «Да-да». Вертинские, конечно, тут же уехали, а Пастернак был совершенно прав, — не только в оценке этой бестактности, но и, думается, и в оценке этой экзальтированной любви; Отечество тут успело продемонстрировать оставшимся такой оскал, что разливаться о своих патриотических чувствах, да ещё в начале новой волны террора, было чрезвычайно неуместно. Однако у Вертинского была своя правда, которую мы попробуем понять: ведь в Россию он ехал никак не за славой и не за деньгами. Всё у него было и в Европе, и в Шанхае, да и в Москве он не особо роскошествовал. Просто некоторые люди пребывают в пожизненной иррациональной зависимости от родины, — как говорится, «не победит её рассудок мой», — и мы попробуем понять, как это было и почему так закончилось.

2.

Вертинский родился в Киеве в 1889 году. Вся его судьба доказывает примат наследственности над средой: условия жизни по большей части были ужасные, а вырос всё равно быстроумный, обучаемый, утончённый человек с многообразными способностями, от музыкальных до спортивных. У него были все стартовые возможности, чтобы вырасти парией или не вырасти вовсе, погибнуть в юности, — но нам всем повезло и он состоялся.

Его отец был адвокат, человек в годах, гораздо старше матери. Он не мог на ней жениться, поскольку ожидал официального развода и получил его лишь незадолго до смерти (умер от чахотки, когда Саше Вертинскому было пять лет). И Вертинский, и его старшая сестра Надя были незаконными детьми. Когда Вертинскому было три года, мать умерла — он всю жизнь, по сути, вынужден был выдумывать её образ, выдумал нежную, трогательную младшую дочь в семье, изгнанную жестокими родителями, которые не могли ей простить незаконной любви... Вертинского и сестру воспитывали в разных семьях, они встретились лишь в молодости, а то ведь им лгали друг про друга, что они умерли. Лишь случайно в 1914 году он узнал об актрисе Надежде Вертинской, служившей в Интернациональном театре (это там, где сегодня театр Маяковского). Он написал ей, не ждал ответа, но они встретились, — увы, началась война, он записался медбратом в санитарный поезд, а когда год спустя вернулся, ему сказали, что сестра умерла в гостинице от передозировки кокаина. Все его разыскания ничего не дали. И дальше, смотрите, когда он умер в Ленинграде в день своего последнего концерта, в гостинице, от сердечной недостаточности, 21 мая 1957 года, — умер вечным бродягой, как жил, — какая-то пожилая женщина появилась на похоронах и взяла на себя все организационные хлопоты, а семье сказала, что она и есть его сестра Надежда, скрывавшаяся всю жизнь! Так она и канула потом, никто её не нашёл. Нет ли у тебя, читатель, ощущения, что ты читаешь роман? Но ведь роман и есть, и воспоминания Вертинского «Дорогой длинною» производят впечатление некоей бульварности, по-своему трогательной и временами забавной; стилистика их — чистая Вербицкая, но, читатель, время было такое. А впрочем, и человек был такой — иначе он это время так бы не выразил.

В гимназию он поступил с блеском, но скоро распустился, его выгнали сначала из пятого класса, потом из дома — семью ему заменяли сначала киевские газеты, куда он довольно быстро пристроился ловким фельетонистом, а потом русский драматический театр Соловцова, куда он пристроился статистом. Богемная жизнь ему очень нравилась, он в неё втянулся и всегда с нежностью говорил об этой породе — «Я знаю этих маленьких актрис» и всё такое. «Я знаю, даже кораблям необходима пристань, но не таким, как мы — не нам, бродягам и артистам!» Я сам предпочитаю всему гастрольную бродячую жизнь и прекрасно понимаю, в чём преимущества этого цыганского артистического племени, которое готово травить талантливого собрата — и всё-таки делиться последней коркой. Алла Пугачёва мне как-то сказала, что нет ничего надёжней этой вечно кочующей, нищей и щедрой, беспечной и слезливой артистической среды, где все знают друг другу истинную цену; эта профессиональная солидарность, это гостиничное братство в высшей степени присущи музыкантам, кинематографистам и циркачам. С этой средой он прожил весь свой не столь длинный век, все свои 68 лет, не став своим ни среди аристократов, ни среди пролетариев, ни даже в вечно рисковой и по-своему безбашенной компании белогвардейцев.

Он немного снимался в кино, запомнившись, кстати, в роли голого ангела на снегу в фильме «Чем люди живы», — как хотите, что-то ангельское в нём явно было. На эстраде он дебютировал в Москве, в театре Арцыбушевой целой программой «Песенки Пьеро» — и немедленно прославился. Это был тот случай, когда человек до 24 лет пробует себя в чём попало — и вдруг открывает золотую жилу, и этой золотой жилой оказывается то, чем он занимался не всерьёз, для узкого круга коллег; так было, между прочим, и с Окуджавой. Вертинский, по собственному признанию, запел в санитарном поезде, на концертах для раненых, — а тут оказалось, что это самое всем и нужно. Наверное, до известной степени все были ранены.

Рассматривать тексты Вертинского в отрыве от музыки, да и от образа, — дело бесперспективное, искусство модерна синкретично, тут жизнетворчество входит в общую стратегию, исполнение становится органической частью произведения; так что в его случае одинаково значим высокий тенор (хотя умел он изображать и баритон — в «Матросах», например), белый балахон, грим, грассирование, балетная пластика, высокий рост, длинные руки, манерность, одинокое фортепьяно в качестве аккомпанемента, темнота в зале, одинокое пятно света на занавесе — и мировая война в качестве фона. Этого фона он не выбирал, но среагировал на него точно.

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Пять выстрелов в мае Пять выстрелов в мае

Симон Петлюра повернул голову к незнакомцу, и прозвучали пять выстрелов

Дилетант
Минус вайб Минус вайб

Чем опасно доверять написание кода нейросетям?

N+1
«Я же по милосердию Божьему остался невредим…» «Я же по милосердию Божьему остался невредим…»

Письмо Александра II дочери

Дилетант
5 самых странных (но прикольных) видов велоспорта: вы точно захотите попробовать 5 самых странных (но прикольных) видов велоспорта: вы точно захотите попробовать

Топ-5 самых необычных спортивных дисциплин с велосипедом

ТехИнсайдер
«Друг Отто» «Друг Отто»

«Русский вопрос» с точки зрения Бисмарка

Дилетант
От Тегерана до Потсдама: большая дипломатия в конце Второй мировой войны От Тегерана до Потсдама: большая дипломатия в конце Второй мировой войны

Как Сталин, Рузвельт и Черчилль преодолевали взаимное недоверие

Монокль
Ромул и Рем: чей Рим? Ромул и Рем: чей Рим?

Как на самом деле был основан Рим?

Дилетант
Франшиза: Что скрывается за этим словом? Франшиза: Что скрывается за этим словом?

Франшиза — идеальный рецепт успеха или сложная система с подводными камнями?

Наука и техника
Литва от моря и до моря Литва от моря и до моря

История Литвы: от первого правителя до образования Речи Посполитой

Дилетант
Изогнутый экран смартфона — это удобно? Изогнутый экран смартфона — это удобно?

Стоит ли покупать смартфоны с изогнутыми экранами?

CHIP
45 лет апартеида 45 лет апартеида

Что такое апартеид? Как он работал в Южно-Африканском Союзе?

Дилетант
Индивидуалистка из СССР: как Айн Рэнд боролась с коммунизмом и создавала бестселлеры Индивидуалистка из СССР: как Айн Рэнд боролась с коммунизмом и создавала бестселлеры

Как Айн Рэнд, дочь аптекаря из Петербурга, смогла покорить США

Forbes
Из разведчиков в «шпионы» Из разведчиков в «шпионы»

При сталинской диктатуре государство всегда с подозрением относилось к гражданам

Дилетант
Романтика в большом городе Романтика в большом городе

Психология любви в условиях вечной спешки

Лиза
От «мира любой ценой» до мировой войны От «мира любой ценой» до мировой войны

Мюнхенский договор 1938 года оказался безуспешной попыткой предотвратить войну

Дилетант
Пресноводные русалки Пресноводные русалки

Когда-то давно, 200 тысяч лет назад, в Евразии появился необыкновенный зверь

Знание – сила
Искусство компромисса Искусство компромисса

Карл V: монарх, который искал компромиссов, а в итоге разочаровался во всём

Дилетант
Будь в форме Будь в форме

Мы собрали семь причин, из-за которых вы никак не можете обрести фигуру мечты

Moodboard
Тело в цифрах Тело в цифрах

Параметры тела, которые очень важно регулярно отслеживать

Лиза
Раннее взросление Раннее взросление

История одной семьи, переданная в письмах

Знание – сила
Афганская эпопея: оценки сегодняшнего дня Афганская эпопея: оценки сегодняшнего дня

Об условиях, в которых принимались решения о вводе и выводе войск из Афганистана

Монокль
Женщина на борту Женщина на борту

Женщины в море: против суеверий, морских богов и стереотипов

Y Magazine
Стать девушке солдатом на войне… Стать девушке солдатом на войне…

Война глазами одной из 200 девушек комсомолок-добровольцев

Знание – сила
Тянет в Италию Тянет в Италию

Италия — точка притяжения художников, моряков и мечтателей

Y Magazine
В Германии, в Германии, проклятой стороне В Германии, в Германии, проклятой стороне

Как советского солдата удержали от мести при штурме Германии

Монокль
Флагман «Адмирала» Флагман «Адмирала»

Platinum от Admiral Yachts: суперъяхта, опередившая своё время

Y Magazine
Небо и море люблю одинаково… Небо и море люблю одинаково…

Боевой и жизненный путь генерал-майора авиации Ивана Васильевича Рожкова

Знание – сила
Янская стоянка. Палеолитический человек за полярным кругом Янская стоянка. Палеолитический человек за полярным кругом

Янская стоянка — самые северные следы Homo sapiens в Арктике

Наука и техника
Совсем другой сюжет Совсем другой сюжет

Портрет итальянской верфи Cantiere del Pardo и самые актуальные ее модели

Y Magazine
Новые археологические памятники открыты на Кольском полуострове Новые археологические памятники открыты на Кольском полуострове

Уникальные находки древнескандинавской культуры гресбакен

Знание – сила
Открыть в приложении