Анатолий Зверев: вечная любовь
В музее AZ открылась выставка «Я люблю Зверева», приуроченная к 90-летнему юбилею выдающегося художника. На этот раз основной корпус работ взят не только из коллекции Наталии Опалевой, гендиректора музея, но и из собраний других столичных коллекционеров. Как выясняется, Зверева любят многие и по-разному. В природе этого чувства попытался разобраться главный редактор проекта «Сноб» Сергей Николаевич.
Это последнее, что он нарисовал в своей жизни. Автопортрет. Опять автопортрет! Сколько их у него? Сто? Двести? Тысяча? Кажется, никто не подсчитывал. Наверное, это и невозможно. Думаю, что их существует не меньше, чем было взглядов, брошенных Анатолием Зверевым на себя в зеркало. Иногда это были случайные «взгляды». На бегу, на ходу, на оберточной бумаге. Иногда пристальные и долгие, как во время сеансов позирования. Нарциссизм — профессиональная болезнь всех больших художников. Они любят себя рассматривать, любят отмечать возрастные перемены и временные зарубки на своем лице. В этом даже не столько самолюбование, сколько любопытство. Внутрь, конечно, не заглянуть, но тайну приоткрыть надо. А иначе и день прожит зря.
Думаю, что ближайший аналог зверевских автопортретов — это, конечно, Рембрандт с его манией фиксировать все свои новые морщины и состояния души, или Люсьен Фрейд, не перестававший упорно документировать свой облик на протяжении всей жизни, от мальчика до старика. Кстати, когда Фрейда спросили, доволен ли он собой как моделью для автопортретов, его ответ поставил всех в тупик: «Нет, когда смотрю на себя, мне не нравится то, что я вижу, и именно тогда начинаются проблемы».
Были ли эти проблемы у Анатолия Зверева, не знаю. Мне кажется, нет. Жил как дышал. Рисовал как жил. Никаких дареных мастерских от Союза художников, никаких наград и грантов. Одна нищая пенсия по инвалидности. Одна матросская тельняшка и в пир и в мир, одно пальто на любые морозы, все тот же богемный залихватский берет или старая кроличья шапка, с которой у него были отношения, как с любимой женщиной: она то уходила от него, то возвращалась.
На новой выставке «Я люблю Зверева» в музее AZ его автопортретов много. В самых разных техниках, в самых разных стилях. Такое чувство, что он торопился испробовать все вначале на себе, а потом уже усаживал перед собой модели с любимой присказкой: «Садись, детуля, я тебя увековечу».
Специально для выставки режиссер-документалист Елена Лобачевская сняла фильм, где коллекционеры разных возрастов и с разным стажем отвечают на вопрос: почему я люблю Зверева? Как часто в таких случаях бывает, говорят не столько про Зверева, сколько про самих себя. Как он вошел в их судьбу, как по-хозяйски там обосновался, задвинув всех, кто был до и будет после, как стал для них главным переживанием, а для других — главной инвестицией на всю жизнь.
Больше всего мне понравились мемуары самой Лены. Для нее он был Толечка, друг ее отца — кинорежиссера Тэда Вульфовича и мамы Полины Лобачевской, известного педагога ВГИКа, теперь арт-куратора музея АZ.
В детстве Лена любила вместе с Толечкой раскладывать его новые работы у них на дачной террасе и с умным видом переходить от одной к другой, играя в оценочную комиссию.
— Сколько стоит этот портрет? — строго спрашивала Лена.
— Этот — три с половиной миллиона рублей, — убежденно говорил Зверев.
— А этот?
— Триста рублей.
— А пейзаж?
— Фигня полная, но если кто-то захочет купить, отдай за триста.
— А вот эта картина?
— Она бесценна.
На выставке «Я люблю Зверева» почти все работы бесценны. По словам Полины Лобачевской, автора и куратора проекта, из многочисленных московских коллекций работ Анатолия Зверева были выбраны пять собраний, наиболее, на ее взгляд, интересных и значимых — это коллекции Давида Гольферта, Марка Курцера, Сергея Александрова, Игоря Маркина и Наталии Опалевой.