Алексей Сальников — о любимых книгах
Писатель, лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Петровы в гриппе и вокруг него») Алексей Сальников называет три книги, которые взял бы с собой на необитаемый остров, две книги, которые лучше всего описывают безумие нашего времени, и вспоминает самые яркие книжные впечатления из детства.
О первых читательских воспоминаниях
Первое — забавный пример детской памяти. Когда мне читали про подвиги Персея, на том месте мифа, где он расправляется с Горгоной, меня стало совершенно жутким образом тошнить, потому что по пути от детского сада до дома я погладил овчарку, пасшуюся за сетчатым забором, затем поел этими же руками кукурузных палочек.
Второе — «Лев и собачка» Льва Толстого. Рассказ, удивлявший тем, что при последних словах этой короткой истории на глаза всегда навертывались слезы. В это время я сам уже читал и проверял себя, несколько раз в день читая эту штуку Толстого. Сейчас посмотрел в интернете — а там поменяли последнее слово в рассказе с «издох» на «умер». Неправильно это, ребята.
Третье — «Сипсик» Эно Рауда. Очень ее любил, когда научился читать, но теперь совершенно не помню, что там было, за что любил.
О детских книгах
Владислав Петрович Крапивин читался с любовью, переходящей в ожесточение, не знаю, как это еще объяснить. Вот, знаете, несколько дней вас не было дома, и собака встречает вилянием хвоста не из стороны в сторону, а по кругу вертит, как вентилятором, и кошка мурчит с какой-то особой вибрацией, будто внутри у нее есть непостижимая глубина, буквально бездна, — вот так встречалась нами (потому что я не один такой был фанат) каждая книга Крапивина.
И Врунгель, и «КОАПП» (цикл детских радиопередач по сценариям Майлена Константиновского. — Esquire), и Ункас, и Гулливер — масса была книг, которые буквально передавались друг другу до такой степени, что уже порой друзья не помнили, где чья книга, кому она изначально принадлежала. «Кондуит и Швамбрания» Кассиля, например, увлекла меня настолько, что сам принялся рисовать карту несуществующей страны, перечитывал несколько раз. «Продавец приключений» Садовникова надолго стал книжной любовью, книга была буквально затерта до дыр. Но дело там было не только в самой рассказанной истории, но и в иллюстрациях, которые нарисовал Г. О. Вальк, знакомый всем также по картинкам к приключениям Незнайки. Вот, опять же, приключения Незнайки тоже были очень любимы, особенно почему-то «Незнайка в Солнечном городе». А Зощенко? Мы его с первого класса читали.
О перечитывании
Чаще всего перечитывал «Двенадцать стульев». Это необъяснимая старая любовь. Успокоился, когда купил том, где были и рассказы Ильфа и Петрова, и дилогия их с включенными в текст ранее вырезанными фрагментами. Был настолько одержим текстом, что когда прочитал «Лолиту», то решил, что у них очень много пересечений. Цифра двенадцать, например (столько лет в романе было Лолите), или то, что это первый и единственный, наверное, дорожный роман Набокова, господа присяжные заседатели, брильянтовая вдовушка, эхо «Гум-гум» в лестничном пролете. Ну вот, опять тянет перечитать.