29 лет назад прошла первая Gagarin Party. Манифест о рейве и искусстве (эксклюзив Esquire)
14 декабря 1990 года, ровно 30 лет назад, в Москве прошла первая Gagarin Party, ознаменовавшая собой зарождение культуры рейва в России. Вечеринку провели в космическом павильоне на ВДНХ, а анонсировал ее на всю страну Артемий Троицкий по федеральному каналу. Подробнее о том, как развивалась культура рейверов в России, мы рассказывали тут, а к юбилею культовой серии вечеринок Олег Цодиков, основатель Gagarin Party, и двое художников подготовили для Esquire манифест, раскрывающий для них значение фразы Made in Dance и рейвов в целом.
MADE IN DANCE MUSEUM
Олег Цодиков, Тима Аллер, Антонина Баевер
Подлинная встреча с рейвом, как и подлинная встреча с искусством, нередко становится для человека инициацией, переходным опытом — он больше не может смотреть на мир по-прежнему, чувствовать как раньше, рефлексировать привычными для себя методами. Этот опыт перемещает его на особую социальную территорию. Иными словами, ставит его рядом с другими людьми, пережившими схожее таинство.
Важность экстаза в современной клубной культуре заставляет обратиться к происхождению этого сложного явления, длинные корни которого многие обнаруживают в различных шаманских традициях и на полях древнегреческого Элевсина. Сложно не поддаться соблазну — не сроднить мистерии греков и современные электронно-танцевальные мероприятия, которые, несмотря на множество явных несовпадений, обнаруживают в себе не меньше сходств: и то и другое есть опыты коллективного экстаза и намерение выбраться из-под гнета обыденного восприятия.
Филолог Николай Сухачев, рассуждая о книге румынского религиоведа Мирчи Элиаде «Шаманизм. Архаические техники экстаза», утверждает, что для Элиаде экстаз являлся экзистенциальным принципом, обращение к которому было вызвано в том числе страхом «перед угрозой утраты привычных культурных ценностей». Также и сегодня пока что короткая, но уже неимоверно многогранная клубная культура требует обратить на нее внимание, включить ее в более широкие контексты, придать ее высочайшим достижениям необходимый статус искусства. Но путем не консервации, которая может неосторожно задушить ее, а живого переосмысления, вчувствования и вживания. Благодарная, она способна открыть для нас новые формы освобождения от мира победившей постправды, информационного хаоса и отчуждения.
Рейв — это праздник. А праздник, безусловно, примечательнейшая часть культуры. Это зеркало и лакмусовая бумажка определенного среза культуры. Искусство шло бок о бок с клубами, а клубы обнаруживали себя в стенах культурных институций. Взаимопроникновения искусства, моды, архитектуры, поэзии и ночной жизни неизбежны — чего только стоит история диско-клуба Studio 54, в котором проводили время все без преувеличения главные участники культурного процесса конца 1970-х: Энди Уорхол, Жан-Мишель Баския, Сальвадор Дали, Дайана Росс, Мадонна, Грейс Джонс, Вуди Аллен, Элтон Джон и многие другие. Берлин, например, и сейчас является поразительным примером симбиоза ночной жизни, интеллектуальной культуры и местных властей.
Спустя какое-то время рейв-культура становится непосредственным идентификатором новой формации, возвышенным языком причастности к определенному сорту людей, которые, казалось бы, могут полностью понимать друг друга, быть единым целым. На этой благодатной почве начинают рождаться новые возможности, таланты, роды занятий. В России эти процессы стали особо интенсивными и яркими из-за одновременного развала СССР и последующего ослабления контроля государства. Это было подобно взрыву бомбы: еще вчера молодежь была подавлена гнетом застоявшейся идеологии, сковывающей «неправильную» творческую активность, а сегодня можно практически всё!
В этот момент официально появляется «ночная жизнь», которая так же, как и всегда, объединяет множество ярких творческих личностей и значимых участников культурного процесса. Тимур Новиков, Владислав Мамышев-Монро, Сергей Шутов, Андрей Бартенев и многие другие имена, без которых сегодня невозможно представить историю российского искусства, прочно связаны с той «эпохой, проведенной в танце» (с 1989 по 1999 год). История клубной сцены России за время своего существования уже успела пару раз пройти жизненный цикл авангардного искусства — от художественного андеграунда, с которого она началась, до коммерциализации и мейнстрима.
Существует устоявшееся, достаточно популярное мнение, что места, концентрирующие искусство, — это почти беззвучные пространства чистого созерцания, «белый куб», разрывающийся от индивидуальных смыслов и контекстов. Клубы же, напротив, зоны коллективного освобождения ума и раскрепощения, децентрализованные системы длительного эмоционального воздействия. Однако ситуация далека от полярности. Клубная культура в определенном смысле давно отрефлексирована и усвоена миром искусства. Многие электронные музыканты отказались от границы между двумя этими, казалось бы, параллельными мирами и стали погружаться в роли художников и кураторов, активно используя при этом свой клубный бэкграунд. Художники же часто появляются за диджейским пультом. Хроники клубной жизни при этом периодически становятся предметом галерейных экспозиций: в 2013 году, например, в лондонском Institute of Contemporary Arts прошла выставка Ibiza: Moments In Love, всецело посвященная самому известному клубному острову в мире. В одном из залов института можно было увидеть архивные афиши, книги и фотографии, запечатлевшие жизнь на Ибице в 1980-е, когда остров стал превращаться из прибежища хиппи в мировую клубную Мекку. Немец Тобиас Ребергер поступил иначе, просто-напросто выставив фрагменты архитектурного убранства клубов в галерее. Это лишь несколько из многочисленных примеров.