Семейные обузы
«Брат и сестра»: Мельвиль Пупо и Марион Котийяр в слезливой драме Арно Деплешена
Показанный в конкурсе последнего Канна и наконец добравшийся до российского проката новый фильм Арно Деплешена «Брат и сестра» как будто завершает трилогию «семейных ценностей», начатую режиссером еще в 1991 году дебютной картиной «Жизнь мертвецов», а затем продолженную культовой в узких синефильских кругах «Рождественской сказкой» (2008).
Вселенная Деплешена, как и 30 лет назад, зиждется на единстве времени, места и действия, а также населена однотипно малахольными, совершенно потерянными — или, наоборот, в вышеозначенном единстве запертыми — богемными персонажами. В кадре всегда родной для Деплешена провинциальный город Рубе, его личная Итака. По центру кадра обычно высится отчий дом, куда разбросанные судьбой и собственным эгоцентризмом — по парижским бистро, редакциям, театрам — герои-сироты мечтают вернуться. Время при этом течет, но не изменяется, ибо происходящее на экране есть исключительно плод памяти, иногда, как в «Брате и сестре», сильно червивый.
Тема семьи безусловно для мирового искусства краеугольная и смыслообразующая — от древнегреческих драм до современных травм, от мифологии до психопатологии,— нет другого такого животворящего источника сюжетов и событийных перипетий. Каждый из нас прежде всего звено в цепочке родства — сын, брат, отец,— из праха в прах мы движемся одним и тем же маршрутом. Семейные связи и их неизбежный распад, а значит, обращенное к дождливым небесам «кто виноват?» (Фрейд/Маркс/общество спектакля или ядерная бомба) зачастую соседствует у Деплешена с другим проклятым вопросом: где именно пролегает грань между жизнью и искусством?