Выход из матрицы
Анастасия Лыкова выясняет, почему мы почти двадцать лет спустя с такой радостью возвращаемся к эстетике высокотехнологичной антиутопии.
В октябре 1999 года двое моих друзей вышли из кинотеатра в нью-йоркском районе Ист‑Виллидж, остановились, вдохнули свежего октябрьского воздуха, переглянулись и, не обменявшись ни единым словом, снова отправились в кассу кинотеатра — чтобы купить билет на следующий сеанс и второй раз подряд посмотреть «Матрицу» — новый фильм братьев Вачовски.
До Москвы «Матрица» добралась только полгода спустя — сейчас, конечно, сложно себе представить такое расписание голливудских премьер, — но все в городе уже были готовы потерять голову от Киану Ривза в черном пальто до щиколоток с кожаными вставками.
Черный цвет тогда стал не то чтобы очень модным — он был просто-напросто единственно возможным, а девушкам со вкусом было положено мечтать о сапогах с крагами Ann Demeulеmeester из магазина Leform, топах с асимметричными вырезами Helmut Lang — такие привозила Наташа Чумакова в магазин «Депо» на Олимпийском — и о злодейских пиджаках со сложной фурнитурой Olivier Theyskens — они продавались в «Лидэ» на Кутузовском и стоили заоблачных совершенно денег.
Собственно, любую компанию, собравшуюся, скажем, в клубе «Джусто» в ночь с пятницы на субботу, можно было запросто снимать на постер к той самой «Матрице» — получилось бы не менее выразительно: черные кожаные топы, узкие черные брюки, множество ремней и ощущение, что на поясе не хватает суперкибероружия.