Виктор Рыжаков. Портрет охотника на снегу
1 октября начал свой 66-й сезон московский театр «Современник». Накануне с художественным руководителем театра Виктором Рыжаковым встретился главный редактор проекта «Сноб» Сергей Николаевич
У Виктора Рыжакова в кабинете что-то вроде большой фрески от пола до потолка картины Брейгеля «Охотники на снегу». Как он сам мне объяснил, это подарок. Друзья заказали в Италии точную копию картины на специальной ткани. И теперь, когда входишь к Рыжакову в кабинет, первым делом утыкаешься взглядом в зимний пейзаж с зеленым замерзшим прудом, зимним небом и маленькими фигурками людей, скользящими по льду.
Я, конечно, не слишком вглядывался, но мне показалось, что, кроме брейгелевских «Охотников», ничего в бывшем кабинете Галины Волчек сильно не изменилось. Та же мебель, тот же серый нейтральный колер стен, выбранный когда-то невесткой Волчек, известным декоратором-дизайнером Катей Гердт. И тот же черно-белый портрет молодых Галины Борисовны и Олега Ефремова, который здесь был всегда.
На самом деле это довольно странное чувство — приходить в дом, где ты хорошо знал бывших хозяев, где еще ощущается их присутствие, но где своим ходом идет совсем другая новая жизнь, звучат другие голоса, мелькают незнакомые лица. Конечно, прошлое никуда не уходит. Его не спрячешь, не замуруешь, не сдашь в архив, чтобы доставать оттуда только в юбилейные дни.
Так случилось, что приход Виктора Рыжакова на место худрука «Современника» совпал с долгожданным переездом в только что отремонтированное здание на Чистых прудах и круглой юбилейной датой — 65 лет со дня основания театра. Большие репертуарные и другие планы по проведению юбилейных торжеств, как и полагается, подпортил карантин: от чего-то пришлось вообще отказаться, что-то перенести на более отдаленные сроки. Тем не менее большую выставку «Современник. Начало» в МОММе открыли, документальный проект-оммаж «Вечно живые. История в лицах», посвященный рождению театра, поставили, несколько громких премьер сыграли. Да много еще чего успели. И, конечно же, не обошлось без скандала, попавшего в заголовки главных новостей: спектакль «Современника» «Первый хлеб» по пьесе молодого драматурга Рината Ташимовавдруг оказался в центре пристального внимания Следственного комитета и православной общественности.
Театр, который долгие годы умело лавировал между безопасным мейнстримом и откровенной коммерцией, вдруг очутился на заминированной территории современного искусства и новой литературы. Была ли это случайность или роковое стечение обстоятельств? Или это программный и осознанный выбор? Есть ли у самого Виктора Рыжакова враги, заинтересованные в его смещении и намеренно старающиеся накалить ситуацию вокруг «Современника»?
Виктор Анатольевич не из тех людей, кого легко загнать в угол. Да и не было у меня такой цели. Он сидит напротив меня на краю длинного дивана вполоборота. Будто хочет немного отстраниться, уйти от моих слишком настырных и прямых вопросов. Иногда смотрит глазами растерянного водителя, который заехал куда-то не туда и сейчас пытается выбраться. Но при этом я понимаю, что он старается быть максимально искренним.
В своих спектаклях он постоянно занят поисками единственно точного слова, правильной интонации. Для него всегда невероятно важен сам драматургический текст. Это основа театрального бытия его спектаклей. И все главные его режиссерские удачи связаны именно с новой драматургией, и чаще всего — с пьесами Ивана Вырыпаева, чьим главным интерпретатором он по сегодняшний день и является.
С любимыми не расставайтесь
Как раз накануне нашей встречи Виктор вернулся из Петербурга с театрального фестиваля «Пять вечеров», посвященного драматургу Александру Володину, фигуре знаковой и в судьбе «Современника», и в истории отечественного театра, и, как выясняется, в жизни самого Рыжакова. Нет, они не были друзьями. Слишком большая разница в возрасте. Но жизнь их свела в начале 90-х, когда еще совсем молодой Рыжаков перед тем, как уехать от своих наставников Яновской и Гинкаса на Камчатку, чтобы попробовать строить первый в своей жизни театр, выбрал для постановки в театре Пушкина знаменитую пьесу Александра Володина «Старшая сестра». Почему-то тогда ему показалось, что из всех именно эта пьеса самая важная на свете.
Но пьеса была тогда уж больно известной, заигранной, как старая виниловая пластинка. И ее захотелось почему-то непременно пересобрать, перевернуть. И перепридумать новый финал, чтобы она снова засверкала, запела всей обжигающей своей пронзительной настоящестью. Сам Володин был не против и согласился начать переписывать пьесу. И даже показалось, что в какой-то момент загорелся этой идеей. В течение месяца Рыжаков почти ежедневно, как на работу, приходил к нему в съемную квартиру на Малой Грузинской (Володин жил тогда в Москве), где повторялся один и тот же ритуал: вначале разговоры обо всем на свете, потом долгие волнующие размышления о давних и недавних событиях жизни. Потом как-то сама собой возникала бутылка водки из недр володинского дивана и следовало неизменное учтивое предложение: «Вы же не будете против?»
Рыжаков не отказывался, но и не притрагивался к налитой стопке. Пил Володин один, как всегда, почти не пьянея. Аккурат к двум часам дня заканчивалось содержимое бутылки и время аудиенции. Дальше начинались дела, которые нельзя было ни отложить, ни перенести. И так до следующего раза. «Старшую сестру» они так и не переписали.
— Если сейчас вы меня спросите, что же рассказывал Володин, я не перескажу, не вспомню. Наверное, у меня так память устроена: никогда не запоминаю рассказываемых историй. Но про что и как он говорил — помню, это ворвалось в мое сердце с неповторимой интонацией Александра Моисеевича. У меня было ощущение, будто в его присутствии я почему-то взрослею или точно как-то меняюсь, становлюсь лучше как будто. Спросите меня, каким он мне запомнился? Мне сразу почему-то вспоминается его нос. Сам Володин хрупкий, подвижный, а нос такой монументальный, основательный. Он буквально притягивал к себе. На самом деле Володин начался для меня даже не с нашей встречи, а много раньше, с гастрольного спектакля Ленинградского театра им. Ленинского комсомола по володинской пьесе «С любимыми не расставайтесь». Главную роль играла Лариса Малеванная. Мне было 13 лет. Это был первый раз в жизни, когда я вдруг без видимой на то причины заплакал. Тогда еще я не только не знал, но даже и не задумывался, кем стану в будущей жизни. Мечтал непременно летать, но на чем и где — тогда было не важно. Наша семья была совсем не артистическая, папа серьезно занимался наукой, мама — студентами. И тем не менее именно тогда что-то оборвалось у меня внутри, чем-то показалось особенным это место, театр.