Cловом и делом
Актер, режиссер, общественный деятель и отпетый драчун Шон Пенн рассказывает о кинематографе и музыке, пользе страданий и взаимопомощи, правдолюбии и идеальной смерти.
В начале этого года Шон Пенн привлек к себе внимание мировых СМИ, став героем крупного скандала: он нашел и проинтервьюировал одного из самых разыскиваемых в США преступников – мексиканского наркобарона Эль Чапо, в прошлом году сбежавшего из строго охраняемой тюрьмы через подземный тоннель, подобно герою кинобоевика категории «В». Жесткая критика со стороны общественности актера не удивила и не огорчила, ведь он никогда не стремился к народной любви и всегда шел своим путем, без оглядки на чье-либо мнение…
В диких условиях
Шон Пенн родился в семье режиссера Лео Пенна и актрисы Айлин Райан. Детство и юность будущего актера прошли в Санта-Монике, месте, о котором говорят: «Здесь звезд больше, чем на небе». Поэтому мальчик никогда не испытывал сомнений относительно будущей профессии. «Он всегда знал, что будет актером, – говорил о сыне Лео Пенн. – И был настроен стать ни больше ни меньше как вторым Джеймсом Дином». Актерская карьера Пенна началась с драмы «Отбой», где он играл вместе с начинающим актером Томом Крузом: «Том был такой наивный, что я даже боялся: как он дальше-то будет жить? Рад, что зря боялся». Игра Шона нередко оказывалась гораздо более интересной, чем сам фильм, – так было с «Плохими парнями», «Агентами Соколом и Снеговиком», «Цветами» и «Быстрыми переменами в школе Риджмонт-Хай». Кажется, именно из-за недовольства режиссерами Пенн в результате решил усесться в режиссерское кресло сам. Крутой поворот карьеры прошел вполне успешно – за его плечами уже четыре картины, включая один из лучших американских фильмов начала нового тысячелетия – «В диких условиях»…
Что вас привлекло в профессии режиссера?
Hадоело быть актером. Смотреть в объектив я больше не хочу, хватит уже, насмотрелся. А режиссировать фильм – дело совсем другое. Мне очень нравится быть на съемочной площадке именно в этом качестве: испытываешь совсем другие чувства. Честно говоря, играть куда труднее. Уж я-то знаю, кого только ни играл. Так что да, труднее, и спорить нечего. Возьмем, например, съемки у Терренса Малика и Паоло Соррентино. Такое напряжение, и эмоциональное, и физическое. Мне куда приятнее следить за игрой со стороны, не скрывая собственных чувств, без грима, в своей одежде, а не в чужой шкуре.
Какой фильм у вас самый любимый?
Пожалуй, фильмы, которые любил в детстве. В кино начал ходить примерно в 1967-м. То была золотая эпоха: «Буллит», «Бонни и Клайд», картины Джона Кассаветиса, Мартина Скорсезе, Хэла Эшби, Малика, Фрэнсиса Копполы. Эшби нравился больше всего, он показывал жизнь с таких необычных сторон…
Вы могли бы работать в какой-нибудь другой сфере, не в кино?
Нет. Ничего другого не умею. Но американская киноиндустрия в нынешнем виде мне не нравится. Да, заманить людей в кинотеатр легко, но что потом? Я не боюсь играть с зоной комфорта моих зрителей, потому что все мы, по-моему, плывем в одной подлодке. И я хочу, чтобы после фильма зритель чувствовал, что он приобщился к моему миру. Страдание для этого подходит как нельзя лучше: оно объединяет.
Один из своих фильмов вы посвятили Чарльзу Буковски, а еще вам великолепно далась экранизация Фридриха Дюрренматта. Предпочитаете классиков XX века?
Вообще я не особо много читаю – так, иногда. Хорошую историю найти трудно. Чтобы фильм меня заинтересовал, нужно постараться. За такую придирчивость меня даже окрестили голливудским министром нытья. Что делать, современное кино меня иногда выбешивает.