Ты что творишь?
«Татлер» заглянул в мир художника Евгения Антуфьева, чьи работы уже купили tate и центр Помпиду, и поразился, насколько нестандартно в этом человеке все — амбиции, поместье, образ жизни.
«Можно встретиться сегодня в Мытищах в любое время до часу ночи», — самый успешный российский молодой художник Евгений Антуфьев переписывается только в вотсапе. Тридцать пять лет, родился в Туве, выпускник Института проблем современного искусства, он пример двух слаженно выстроенных параллельных карьер — на Западе и в России.
Его работы, по собственному признанию, настолько давно устарели, что устареть уже не могут. Антуфьев работает с натуральными материалами — деревом, латунью, бронзой, камнем, янтарем. Зооморфные сюжеты, пронизанные символизмом и инфернальностью, злые, трогательные и красивые одновременно, за годы стали узнаваемы. В этом году их купил Центр Помпиду вслед за лондонской галереей Tate, хельсинкским Kiasma и антверпенским Музеем современного искусства. Именно купил, а не принял в дар, как это зачастую бывает с молодыми авторами.
Осень будет насыщенной: сольный стенд на «Арт Базеле», сольный стенд на Cosmoscow, первый спектакль в «ГЭС‑2» для фонда V‑A‑C и совместно с ними же — детская pop-up-книга о смерти. В ноябре на триеннале в Нью-Йорк поедут его бронзовые маски, а сам Евгений примерно в это время должен оказаться в Golubitskoe Art Foundation под Анапой — есть договоренность об арт-резиденции и завершающей ее персональной выставке. Мне хочется поговорить с обладателем двух премий Кандинского обо всем по порядку, но есть вопрос, который я задам первым: «Почему Мытищи?»
Мы встречаемся поздно вечером, и, пока я жду, что хозяин спустится и откроет мне дверь двухэтажного жилого дома без домофона, замечаю, что слева — лес, справа — металлическая вышка, о которую бьется луч закатного солнца, напротив — детская площадка. В общем, очень русский пейзаж.
«Для меня это вопрос климатических зон, — объясняет Антуфьев. — Художники, как животные, должны обитать в своих ареалах. А когда ареалы смещаются, становится похоже на зоопарк». Сам он не прочь переехать в центр, но жена, художник Любовь Налогина, отказалась покидать Подмосковье. «Какие-то вещи в жизни мы не выбираем, — смиренно кивает Женя. — Для художника очень важен ландшафт. В России надо жить среди панельных домов и бетонных заборов. Мне нравится Англия, она похожа на Россию — все серое и поросшее мхом. Раз в три месяца я начинаю приговаривать: «Продаем все, переезжаем, делать тут нечего!» Но этого не происходит. Наоборот. Инсайдеры арт-мира и фолловеры Жениного инстаграма знают, что он оброс недвижимостью в Подмосковье, приобрел какие-то дома.
У него есть большой проект в Пушкино, которому пока не видно конца, — комплекс мастерских для мозаики, дерева, керамики, бронзы, жилой дом и выставочное пространство. Нет, не мавзолей собственных работ при жизни, о котором Антуфьев говорит почти в каждом интервью, славя стратегии Церетели, Коненкова, Бурганова. Он хочет показывать там свои коллекции — этнографическую, археологическую, кристаллы — и огромное, постоянно пополняющееся собрание игрушек и кукол его жены. «Самое главное место для художника, конечно же, его мастерская. Мы долго шли к этой цели. Сначала купили странный дом, который построил писатель. Как выяснилось, очень плохо построил, поэтому начался процесс безумной реконструкции: фактически мы сооружаем дом внутри дома. В какой-то момент очень устали, думали избавиться, но в этот момент выставили на продажу соседний деревянный дом, пришлось его купить. Так что сейчас мы реконструируем два объекта, это займет годы. Мечта об идеальной мастерской меня очень влечет».
Люба и Женя часто работают в паре: «Мне кажется, это удел художников, которые живут вместе. Например, Кабаковы. Но мы оба работаем руками, а у них был другой вариант взаимодействия. — Последние успехи Евгений считает общими. — Очень удобно. Отпадает вопрос о том, кто работает больше, кто сильнее занят, кто успешнее».