Владимир Лисовский
Доктор искусствоведения, профессор Академии художеств (почти полвека!) и инженер-кораблестроитель, Владимир Лисовский написал «Три века архитектуры Санкт-Петербурга» — самую полную и подробную книгу о зодчестве и градостроительстве в Петербурге, Петрограде, Ленинграде и опять Петербурге. В трехтомник («Классический город», «От классики к модерну» и «Век модернизма») вошло действительно все: самые ранние и самые поздние постройки — от Петропавловской крепости до «Лахта Центра» и бизнес-парка «Полюстрово». О барокко, классицизме, ампире и эклектике на Неве написаны без преувеличения тысячи фолиантов, путеводителей, учебников и гидов, но именно фундаментальный труд Владимира Григорьевича стал уникальным и — важно! — любимым и востребованным: по бестселлерам Лисовского, которому в 2023 году исполнилось 90 лет, петербуржцы учат историю архитектуры.
Как кораблестроитель стал историком архитектуры и при чем здесь Моцарт, Гленн Миллер и Бетховен
Владимир Григорьевич родился в Ленинграде в1933 году. Во время блокады в 1942-1944 годах он был в эвакуации, несколько послевоенных лет провел в Москве, а все остальное время прожил в родном городе. По первой специальности Владимир Лисовский — инженер-кораблестроитель, в 1965 году получил степень кандидата технических наук, а уже в 1967-м — диплом Института имени Репина по специальности «теория и история искусств». 1960-е годы стали не только в СССР, но и во многих других странах временем невероятного оптимизма, в том числе связанного с техническим прогрессом, покорением космоса. Для архитектуры это было время ярких утопий и уверенности в том, что технологии, все время изобретаемые человечеством, способны изменить мир и людей к лучшему.
Сейчас вышел третий том вашего сборника «Три века архитектуры Санкт-Петербурга». Если не ошибаюсь, это первая настолько всеобъемлющая книга про застройку города. Как вы решились за нее взяться?
Видите, о Петербурге написано и еще будет написано неимоверное количество книг. Что касается меня, то когда я избрал для себя стезю историка архитектуры, само собой получилось, что я стал заниматься архитектурой Петербурга, которая мне близка, в которой я вырос и с которой даже связан историческими корнями.
Моя первая книга о Петербурге датирована еще 1970-ми годами. Была серия путеводителей по городам России — сравнительно небольшие белые книжки издательства «Искусство». Проявив известную напористость и, может быть, нахальство, я предложил себя в качестве автора такой книги про Ленинград. Вторым автором стала Марина Викторовна Иогансен, прекрасный специалист по архитектуре XVIII века, сотрудница академического архива. Мы создали книгу путем механического соединения двух частей. Она написала про XVIII век, а я — обо всем, что было начиная со времен классицизма, то есть с конца XVIII и начала XIX века, и вплоть до того времени, когда эта книга писалась и издавалась. Вот это был первый блин, который не вышел, по-моему, комом. Там, правда, были ошибки, но я совершенно без них не могу, все время их делаю. Слава богу, не очень существенные.
Потом пришли новые времена, появились новые тенденции в развитии архитектуры, новые мастера. И мне захотелось продолжить писать. Так стали появляться следующие варианты, по сути, той же книги. Я уже сам написал про XVIII век и со временем включал в свою работу все больше современных зданий, которые появлялись в Петербурге у меня на глазах. Трехтомник, последняя часть которого вышла в 2024 году, — завершение этой долгой работы.
Вы сказали, что связаны с архитектурой исторически. У вас были предки-архитекторы?
Самый первый мой предок-архитектор — прадед Николай Никонов. Он из крестьян и из Пошехонья, будучи молодым, переехал в Петербург. Портреты, которые сохранились, показывают, что он был обладателем татарско-восточных черт.
Другая архитектурная линия моих предков — из Курска. Александр Федорович Барановский приехал оттуда и поступил в Академию художеств учиться. Этот Александр Федорович стал моим дедом. Его авторству принадлежат многие доходные дома, значительная часть находится на Васильевском острове. Его сын и мой дядя, Лев Александрович Барановский, мало что сделал как архитектор, ему не дали заниматься архитектурой, потому что он попал под каток сталинских репрессий. Насколько мы знаем, он умер в лагере, хотя в этой истории много туманного.
Вы уже во взрослом возрасте в 1960-е годы сменили профессию? Что вас на это сподвигло — ведь в то время это был, насколько я понимаю, совершенно нетривиальный поступок?
Дело было так. Я закончил Кораблестроительный институт в 1957 году, потому что увлекался кораблями. Мне было интересно, я пошел после окончания института работать. Но с младых ногтей во мне сидел еще и интерес к архитектуре. Я про архитектуру читал и сочинял архитектурные пейзажи, которых на самом деле не было на свете, уж не знаю почему. Объяснял я это наследственностью. В общем, сидела во мне такая зараза архитектурная и просилась выйти наружу.