Судьбы в строчке
В марте 1964 года Иосиф Бродский был по приговору суда «за тунеядство» сослан в Коношский район Архангельской области, где провел полтора года. Участники фотопроекта «Судьбы в строчке» – жители деревень и поселков Коношского района. Большинство этих людей жили здесь в то время, когда поэт отбывал срок ссылки. Возможно, даже встречались с ним. Конечно, в те годы они не были знакомы с Бродским и даже не знали о его существовании, но между ними есть нечто общее, что невидимой нитью связывает их, – они пишут стихи. И неважно, наверное, издаются их произведения или нет, хороши они с точки зрения публики или нет, понимают их окружающие или нет. Для них поэзия – способ самовыражения, видения и восприятия действительности, выделяющие этих людей среди большинства других земляков. И, кто знает, может быть, именно творчество Иосифа Бродского стало истоком их вдохновения...
Юрий Киселев, поселок Коноша
Когда началась война, отца на второй день забрали на фронт. В 1943 году он погиб. Мама осталась одна с четырьмя детьми. Я был старшим — мне исполнилось девять лет. Было голодно. Я копал огород, ходил в лес, заготавливал ягоды и грибы, охотился на зайцев. Ловил рыбу.
После школы устроился слесарем в леспромхоз, потому что там работал мой отец. Смена начиналась в восемь утра и заканчивалась в восемь вечера, а то и позже. Неофициально, конечно, просто я не мог иначе. Если не успевал закончить, то оставался доделывать.
Мне нужны были знания, ведь техника не стоит на месте, развивается, идет вперед, как и жизнь. Я поступил в техникум. На заочное. Приходил с работы поздно, уставший, а еще надо сделать домашние задания и контрольные. Все идут спать, а я беру учебник и сижу до двух ночи. Потом меня назначили главным механиком, и в этой должности я проработал 18 лет, до пенсии. Сейчас нашего предприятия нет. Очень больно. Я отдал ему всю жизнь, столько было вложено труда…
Любимое место в Коноше — мой сад летом. У меня растут яблони, груши, вишня, слива, айва японская, малина, крыжовник и другие кустарнички и цветы. Овощи сажаю. Все, кроме капусты — она у меня почему-то не растет. Урожаи у меня всегда хорошие. Делаю заготовки, варю варенье — год длинный, жить ведь как-то надо. Но делаю все это с удовольствием: без него ничего хорошего не получится.
Валентина Войцышенко, поселок Ерцево
После школы я устроилась в типографию. В 1963 году в армию стали призывать девушек. Меня вызвали и сказали, что надо послужить. Ну, раз надо, значит, надо. Не знаю, теоретически, наверное, можно было не пойти… но мы тогда не могли отказаться. Я служила телефонисткой в ракетных частях, в поселке Мирном Архангельской области. Строевая, политическая и специальная подготовка, тревоги — все так же, как и у солдат. Кроме формы — конечно, у нас была женская. Юбки и гимнастерки выдавали всем одинаковые, я их себе перешивала по фигуре, получалось очень красиво.
Не знаю, как другим, а мне служить было несложно. В части я познакомилась с будущим мужем. Когда мы расписались, я демобилизовалась и уехала к нему в Ленинград. Сначала ради квартиры устроилась работать дворником, потом перешла в радиотехнический институт, в бюро пропусков. Через несколько лет меня назначили начальником военизированной охраны. Это гражданская должность, но приходилось иметь дело с оружием. Сейчас не могу сказать, что бы я сделала, если бы пришлось стрелять в человека. А тогда была молодая, энергичная и не задумывалась об этом. Ничего не боялась. Пока работала, никакого криминала не было, и, слава богу, не пришлось применять оружие.
У меня была высшая степень секретности, я давала подписку о неразглашении. Не знаю, следили за нами или нет — наверное, всетаки следили, но, мне кажется, это все было оправданно, тогда ведь время было другое. И работалось… поспокойнее… Уже в 1990-е стало сложнее. Раньше было положено — благодарность объявят, на доску почета… А тут начальники в себя ушли: чем они занимаются, стало непонятно, нам об этом не докладывали. Напишешь, что кому-то надо благодарность выразить, фото на доску почета повесить или премию дать — и ни того, ни другого, ни третьего. Я все думала, скорее бы моя пенсия, и как получила ее, сразу же уволилась. Вернулась в Ерцево и тут уже начала писать песни и стихи.
Ольга Чертова, поселок Коноша
В 27 лет я осталась одна с тремя детьми. Как-то (я тогда работала воспитателем) пришли в садик узбеки, принесли ковры продавать. А у нас и на хлеб денег нет. 90-е годы. Я и говорю: «Ковры не надо, а на квартиру бы я взяла». Кто меня толкнул? Тогда ведь не принято было сдавать. На следующий день иду, они кричат: «Женщина, тут приехали, квартира нужна». Я перед этим ночью лежала, молилась и просила: «Господи, помоги Ты мне хоть какой-то выход найти». Мне же надо детей кормить. Нам по полгода зарплату не платили. Ребенок заболеет — придешь с рецептом в контору и говоришь: «Дайте хоть на лекарства денег». А там отвечают: «Нарожают, потом ходят!» А я же за своими пришла, я их заработала. В садике все берут с кухни отходы для собак, а я брала их, чтобы ребят кормить…
В общем, пустила я квартирантов. И они говорят: «Оля, тебе надо начинать торговать. Пока мы тут, у тебя дети сытые, а уедем, опять будут голодные. Ищи деньги и езжай в Белоруссию за товаром». Я у всех просила, никто не давал. Пошла к родителям, и они не дают: «Да тебя там убьют, деньги отнимут, ты на нас троих детей повесишь». Что делать? Больше мне не у кого просить, и я говорю: «Если вы мне деньги не дадите, я повешусь, и трое детей точно на вас останутся». Конечно, я бы этого не сделала, но они поверили. Мать поплакала и дала денег. Я поехала. Потом долг родителям отдала, купила квартиру, машину, дачу. Детей вырастила. Если бы не торговля, мне бы постоянно не хватало денег, это же унижение — жить без копейки. Когда в школе собирают на новогодние подарки, а у тебя денег нет, чтобы дать ребенку.
Меня не сразу из садика отпустили. Бегала на педсоветы, проводила разные мероприятия. Помню, приехали американцы посмотреть, как и что у нас. Я подготовила с детьми программу для них — с гармонистом, русскими народными костюмами, пирогами… Им так понравилось, что они заведующей и говорят: «Какой у вас хороший работник!» Та молчит, а что ей сказать? Что этот работник вот уж год как на рынке стоит? Когда дети стали учиться, я поняла, что не потяну трех студентов, и устроилась опять в садик сторожем. Днем за прилавком стояла, а ночью сторожила…
Михаил Преображенский, поселок Подюга
Мне 87 лет. Мои отец и дед были священниками. Их репрессировали. Отца отправили на четыре года на строительство БеломорскоБалтийского канала. Деда заставляли отречься от веры, но, ничего не добившись, расстреляли. Началась война. Это заблуждение, что дети во время войны играли. Мы были голодные и изможденные, нам было не до того. Помню, меня от школы отправили в лагерь для подготовки к фронту в Рыбинск. Туда привезли за государственный счет, а обратно надо было самим. Денег у меня не было, пошел пешком — 43 километра. Я уже почти дошел, но очень хотелось есть, и в одной деревне вымолил крынку молока. Выпил, а организм уже совсем ослаб, я вышел из леса и упал. У меня начался жар, не помню, как добрался до дома. Неделю потом лежал.
Голод после войны сразу не кончился. В 1947–1949 годах случился неурожай. Да еще и займы были — хочешь или нет, а подписывайся на них. Я сейчас думаю: как люди тогда выдерживали все это? Наверное, жили только мечтой. Мечтой о лучшем. Родители нас с братом от Бога не отлучали. Мы все были верующими, но этого не показывали. Мы жили так же, как вся страна. Помню, однажды к отцу в медпункт пришла верующая и спросила у него: «А у вас иконки есть? Он ответил: «Конечно, есть!» Снял портрет Сталина, а под ним оказалась икона.
Когда я учился на последнем курсе в Лесотехнической академии, умер Сталин. Все плакали. Сталину безгранично верили. И я тоже. Да, получается противоречие: ведь отец сидел, деда расстреляли… Но такую войну выдержать стране было очень трудно, и если бы не железная воля Сталина, исход мог бы быть другой. Конечно, он жестокий властитель, но в то время, наверное, нужна была такая властная рука… Видимо, через это все надо было пройти.
По распределению я попал на Север,в Подюгу. Здесь и проработал всю жизнь. Сначала инженером-экономистом, потом начальником планового отдела. Вот вроде приличное количество лет прожито, а прошли они как будто на одном дыхании… Но, главное, конечно, в жизни — надо иметь оптимизм.
Маргарита Поздеева, поселок Подюга
Отец погиб под Сталинградом. Мать осталась с четырьмя детьми. Ее уговорили переехать в Орел, сказали, что там легче жить. Мы приехали, а там после войны все разбито. Еле перебились зиму и вернулись в мамину деревню. Маму в колхоз сначала не брали. Говорили: раз когда-то уехала от нас, теперь перебивайся как хочешь. Мама посеяла под окном маленькую грядку — морковку и лук. Они начали всходить, председатель колхоза пришел и затоптал. Я до сих пор не забыла, как над нами в той деревне издевались…
Как-то брат сильно болел, непонятно было — то ли это кризис, то ли умирает, и мама не пошла на собрание, осталась с ним. Ее оштрафовали на пять трудодней, а их и за неделю не заработать. Законы были в колхозе нечеловеческие. Не знаю, как люди жили и выживали…
После школы я пошла на ферму дояркой. Мы работали без праздников и выходных. Это были такие рабы — колхозники. Без паспортов. Никуда не выедешь, только если справку дадут. Да и куда ехать, если все запуганы — деревенский человек, он же дальше своего села нигде не бывал. Если я всю жизнь в Подюге прожила, так я и скажу, что для меня нигде в мире места лучше Подюги нет.
Я вышла замуж. Муж устроился на лесопункт, а я — на щебеночный завод. Бункеровщицей. Я весила 45 килограммов, а убирала глыбы, вес которых достигал порой 140 килограммов. Но молодая была, втянулась, и казалось, что так и надо… Тяжелого труда всю жизнь хватало, причем где хуже и меньше платили — там всегда работали женщины.
Сейчас мое хобби — это огород. Еле дождусь, когда снег растает, чтобы грядками заниматься. Стихи я начала писать, когда умер муж. Сейчас понимаю: самое хорошее время было, когда мы все вместе жили — муж, дети… Проблемы были, но не было такой грусти, как сейчас, когда осталась одна… Целый день, особенно в выходные, все с котом да собакой, больше не с кем слова сказать, и такая хандра нападает… вот из-за нее и пишется…
Дмитрий Малыгин, поселок Коноша
Кто жил на море и с детства видел корабли, тот становится моряком. А я вырос на железной дороге. Поезда меня завораживали с детства, поэтому после девятого класса я пошел в железнодорожное училище. Потом меня забрали в армию; когда вернулся, поступил в техникум. На заочное. Хотя, конечно, надо было бы в институт, но меня на начальнические должности не тянуло. Да у нас, в Коноше, и карьерного роста особо-то нет. С тех пор тружусь на станции машинистом электровоза. Физически тяжелой мою работу не назовешь. Оно больше морально трудно — постоянное напряжение. Особенно сложно на предельных скоростях, да и техника с годами лучше и новее не становится…
Мне больше нравится ездить ночью: спокойнее, меньше людей, например, тех же путевых рабочих. Ночь — вообще мое любимое время суток. Все мои стихи написаны ночью; во время работы я о них точно не думаю, на это времени нет. Может, только фразы какие появятся или мысли… У меня еще есть хобби — астрономия. Выйду на пенсию, куплю себе телескоп и буду смотреть на звезды.
Павел Кокарев, поселок Подюга
Я родился и живу в Подюге. Мне 14 лет, я Близнец по знаку зодиака. Человек я веселый и спокойный, но перепады настроения бывают — очень люблю попсиховать. Например, нервничаю, когда получаю плохую оценку или ругаюсь с мамой.
Люблю смотреть фильмы, слушать музыку; люблю стихи, но не всех поэтов. Мне нравится Бродский. Еще нравится играть на гитаре. Она звучит не по-пацански, с душой. Также люблю научную фантастику и фильмы по комиксам. Там есть персонажи — супергерои со сверхспособностями. Мне кажется, их не хватает в нашей реальной жизни.
Я пишу стихи про любовь. К Родине и к девочке, но не к какой-то реальной, которая мне нравится, а к воображаемой. Мне так легче сочинять.
Наверное, я буду врачом. Педиатром или стоматологом. Люблю детей, и мне хочется, чтобы на моей работе происходили разные интересные случаи. Не хочу, чтобы стихи стали моей профессией. Вдруг у меня темы иссякнут, я начну повторяться, и это всем наскучит. Людям ведь надо, чтобы всегда было что-то новое.
Боюсь остаться один. Без друзей. Это очень страшно. Мне кажется, что самое счастливое событие в моей жизни еще не произошло. Наверное, это будет рождение ребенка.