Суд над праведником
Шура Буртин о смысле суда над Оюбом Титиевым
18 марта Шалинский городской суд приговорил главу чеченского «Мемориала» Оюба Титиева за хранение наркотиков к четырем годам лишения свободы с отбыванием срока в колонии-поселении. Титиев вины не признал и утверждает, что наркотики ему подбросили сами полицейские
Судья стоя читала приговор весь день, больше восьми часов. Все, кто смог вместиться в зал, прокурор, приставы — ну и сам Оюб — так же стоя слушали. И вот из-за этой литургической обстановки до меня наконец дошло значение этого суда.
Я вдруг понял, что тут совершается некий очень древний и важный ритуал. Его, конечно, никто не планировал проводить. Более того, чеченские власти давно пожалели, что это затеяли. То был суд над праведником. Все понимали, что он не просто невиновен, а неизмеримо чище, добрее и благороднее всех вокруг. На самом деле это была уникальная ситуация, когда невиновность подсудимого ясна абсолютно всем — не только тем, кто имел смелость разобраться, а каждому чеченцу.
Главный результат процесса: Оюб Титиев, двадцать лет работавший в подполье, показался людям. И каждый, кто видел этого человека в клетке, понимал, что перед ним не очередная жертва режима, а некто совершенно необычный. На суде Оюб, вообще-то молчун, волей-неволей вынужден был открыться во всей своей огромной силе и моральной красоте. Никто, как ни хотел, уже не мог ничего поменять — ни прокурор, ни судья. Машина катилась, не в силах повернуть, множилась беспомощная ложь, а судья молча слушал из клетки. Под конец процесса ни у кого уже не было сомнений, кто тут судья. Все ждали последнего слова Оюба, оно было очень горьким и простым:
«Я задавался вопросом, почему люди врут, и нашел две причины — получение выгоды или страх. Обе эти причины унизительны. Я уповаю только на Всевышнего. Если Он считает, что мне дальше надо оставаться за решеткой, я приму это с покорностью. Все, кто выступал со стороны гособвинения, считают себя мусульманами, но никто не стремился к восстановлению истины. Мне, мусульманину, стыдно за вас. Стыдно видеть людей, называющих себя мусульманами, так низко павших».
Думаю, люди в зале чувствовали, что их ударили палкой по голове. Никто в нашем мире уже не имеет права говорить просто — кроме таких реликтовых, необъяснимых людей.
Оюб не борется с системой, в его мире есть только люди. Меня умилило, как он пригрозил ментам, по его словам, непосредственно подкинувшим ему наркотик: «Обязательно разыщу ваших родственников и все им расскажу…» Он по-прежнему деревенский учитель, а перед ним — нашкодившие школьники.
В Чечне, как и в России никого не удивишь заказным, несправедливым судом. Но тут все понимали, что происходит нечто другое. Этот ритуал вершился помимо чьей-либо воли. Судьи, следователи, прокуроры, менты делали все как обычно, но все словно выворачивалось наизнанку. Произносили ложь, а звучала почему-то правда.
Страх — имя кадыровской Чечни, он разъедает души, как раз потому, что главной, глубинной ценностью для чеченца всегда была смелость. В новейшей истории Чечни было много храбрецов, но почти все они мертвы. Рамзан Кадыров правда очень силен, и он заставил бояться всех чеченцев. Но сила — не моральная категория, она разная бывает. Мне кажется, что Кадыров и Титиев — это два полюса чеченской души, и амплитуда меня поражает. Сколь экстремально жесток Рамзан, столь же эпически благороден Оюб.
Результат процесса оказался странным: перед измельчавшей, изверившейся, трясущейся от страха Чечней появился человек огромной духовной силы, строжайшей личной этики, при этом невероятно смелый. Который открыто, без оружия, идет против этого режима и никуда не побежит. Моя сестра, вернувшись из суда после вынесения приговора, сказала задумчиво: «Да, облажались они, конечно, выпестовали национального героя».