«Пусть еще погуляется…» Зое Богуславской — 100 лет
16 апреля у женщины-легенды Зои Богуславской юбилей. Писательница, драматург, муза и жена Андрея Вознесенского, создательница премий «Триумф» и «Парабола». Ее долгая жизнь, вместившая в себя все катаклизмы, надежды и драмы ХХ века, успела захватить еще и два с лишним десятилетия ХХI века, которые тоже заполнены творчеством и самыми разнообразными трудами. Новые книги, выставки, телевизионные и художественные фильмы, встречи и дружба с самыми примечательными людьми своего времени — это все она, великая Зоя Богуславская. «Сноб» от души поздравляет с юбилеем Зою Борисовну и публикует эссе Сергея Николаевича, посвященное ей.
Есть такой тип женщин, которые сразу рождаются взрослыми. Зоя Борисовна как раз из этой расы. А сейчас ее вообще никому не догнать. 100 лет — шутка ли! Она последняя самолично принимала участие в сеансах медиума Рудольфа Мессинга и даже пыталась по молодости его разоблачить. Единственная в РФ, а может, и во всем мире, кто лично знаком с четырьмя первыми леди США. Одна из немногих, кому удалось пообщаться и узнать свою будущую судьбу у легендарной прорицательницы Ванги.
Мне кажется, секрет долголетия ЗБ — в любопытстве. Ей интересно, что будет дальше. Тихо скучать в переделкинском пенсионерском раю не для нее. Она все время норовит из него сбежать. Чем дальше, тем лучше. Но главный адрес большинства ее исчезновений известен — Центр международной торговли на Краснопресненской набережной, который она по привычке именует «Хаммеровским центром». Хотя, кто такой был Арманд Хаммер, сегодня помнит, кажется, только она одна.
В двух комнатах с красивым видом на Москву-реку уже больше десяти лет обитает Фонд им. Андрея Вознесенского. Но ЗБ предпочитает и там не слишком засиживаться. Свои встречи назначает в ресторане на первом этаже. Все уже знают, что голодным от ЗБ точно не уйдешь. Обязательно потребует у своего гостя что-нибудь выбрать из обширного меню и съесть при ней. Хороший аппетит — верный залог здоровья. К тому же сытый человек, как правило, добрый человек. ЗБ усвоила эту истину, побывав в гостях у своей старшей подруги Лили Брик, которая всегда всех непременно кормила, а потом еще снаряжала свертки и кульки с сухим пайком.
В этом чувствовалась какая-то старомосковская широта: гулять так гулять. Кормить так кормить! А там, глядишь, и вдохновение проснется, и стихи польются сами собой… Но для этого всегда нужно горючее, энергия, восхищенные глаза напротив. Все эти великие женщины знали, как надо обращаться с гениями, как включается вдохновение у поэтов, на какие кнопки следует нажимать. Тут с ЗБ мало кто может сравниться. Ее всегда окружали таланты. Она их притягивала. Она общалась с ними на равных. Никогда не навязывала им себя, не искала престижных дружб и выгодных знакомств. Они ее находили сами. А потом уже не отпускали никогда.
На самом деле у ЗБ взгляд как скальпель. Она видит всех насквозь. При этом сама талантом self presence (англ. «самопрезентации») владеет гениально. Недаром столько времени провела в Америке и даже написала книгу очерков «Американки». Америка ЗБ к лицу. Она как-то сразу себя там почувствовала своей. И на Манхэттене, и в университетских кампусах, и в маленьких провинциальных городах… Всюду побывала. Была принята в лучших домах. Но не упустила возможности познакомиться и с обитательницами женской тюрьмы в Бедфорд-Хиллс, узнать изнутри будни окружного суда. Все, за что бралась, делала основательно, изучала досконально. Такая натура! С ее перфекционизмом и привычкой трудиться без выходных могла вполне преуспеть в США по примеру многих своих соотечественников. Но ЗБ никогда не хотела жить нигде, кроме как в России. Как, впрочем, и Андрей Андреевич Вознесенский. Почему? Попытаюсь объяснить.
Наша Шахерезада
У нее, как и у всех людей ее поколения, жизнь рассечена надвое. До войны и после. До войны — все как у всех. Мама, папа, школа, пионерские марши, линейки, «Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры — дети рабочих». Кстати, отец у ЗБ был крупный ученый в области станкостроения. Он был уверен, что когда Зоя вырастет, то пойдет по его стопам двигать науку. Но началась война. И дочь рвалась на фронт.
«Мы были опаленными», — скажет ЗБ о себе и своих сверстницах. На фронт ее не взяли. Вместе со всеми она пережила муки долгой эвакуации в город Томск. Там устроилась работать в военный госпиталь, где ее мама, врач, заведовала отделением тяжелораненых. Дежурства — сутками напролет. Вначале была нянькой, потом медсестрой, потом медсестрой в операционной. Лучше всего у нее получалось снимать повязки. ЗБ до сих пор умеет резко, без колебаний, одним быстрым движением сорвать пластырь. Больно, конечно, но всего одно мгновение. Ад не должен быть долгим. Этот принцип ЗБ хорошо усвоила с юности. И старалась ему следовать всю жизнь.
А еще ее прозвали в госпитале «наша Шахерезада». Никто не умел так отвлекать раненых солдат от тоскливых мыслей своими рассказами и стихами, как она. Вот лишь один из многих эпизодов, который мне рассказала ЗБ.
— У меня был один пациент. Грузин невероятной красоты, но без рук и ног. Считайте, недвижимый обрубок. И у него была цель — уговорить меня, чтобы я как-то дотащила его до подоконника и он сумел покончить с собой. Он рассказывал, что у него осталась семья в Тбилиси, что его жена беременна двойней. Поэтому стать еще одной обузой он не может себе позволить. Лучше смерть! Половину ночей, что я дежурила, он исповедовался мне и умолял ему помочь. Я не знала, что делать. Но в какой-то момент решила поработать Шерлоком Холмсом или Эркюлем Пуаро. Нашла в его медицинской карте тбилисский адрес и написала его жене все как есть. Так-то и так-то, ваш муж жив, он в госпитале, но не хочет вашей встречи потому-то и потому-то... Вскоре жена примчалась в Томск. Рыдала, стояла на коленях у постели, целовала его культи, а потом увезла мужа с собой.
Потом все эти дежурства и ночные исповеди грозным эхом будут присутствовать и в жизни, и в прозе ЗБ. На самом деле война никогда ее не отпускала. Это прошлое, которое всегда с тобой. С ним она ведет свой тайный разговор до сих пор, не посвящая посторонних в подробности. Может, поэтому ей всегда были так дороги и близки поэты военного времени. Хотя жизнь свела ее с другим поэтическим поколением, которое было моложе и не знало, не прошло весь этот госпитальный военный ад.
И другой полюс, другой берег, куда рвалась ее душа, — театр. Ну, конечно, она хотела быть актрисой. Но вовремя одумалась, пошла на театроведческий факультет ГИТИСа. Отец ей долго не мог этого простить. Только первая ее большая публикация про пьесу Бориса Полевого в газете «Советская культура» заставила его немного смягчиться и изменить свое мнение о выборе дочери.
Их было несколько ярких, талантливых девушек — прекрасных гитисянок с театроведческого факультета, ворвавшихся в отечественную журналистику и искусствоведение в конце 1940-х годов. Нея Зоркая, Инна Вишневская, Инна Соловьева, Майя Туровская… ЗБ была одной из этой звездной плеяды. Пытливый ум, веселый напор, отвага, неизменная ирония, искренняя влюбленность в театр, страстное желание состояться, добиться достойной роли. Пусть не на сцене или в кино, а на газетной полосе или в журнале — это не имело значения. Для них главное было быть!