«Мои дети — лучшие в классе»
Скоро на видеосервисе START выйдет новый сериал «Контейнер», в котором у Оксаны Акиньшиной главная роль — она сыграла суррогатную мать. О воспитании собственных детей, их обучении и ее личных проблемах в школе, а также работе над собой и ведении инстаграма — в интервью ОK!
У нас номер выходит накануне 1 сентября. Скажи, что ты говоришь детям про учебу? Они должны хорошо учиться? Или всё, что они делают, они делают для себя, включая обучение?
Во-первых, мои дети почти с полутора лет учатся по иностранной программе. У них нет этих переживаний и волнений, как было у нас, — ощущения первого класса, начала года, страха колокольчика. Я сама не очень любила школу (а я училась в простой дворовой школе в Петербурге), она всегда для меня была каким-то стрессом. Мне страшно не нравились преподаватели, весь этот подход советский, с которым я всегда боролась.
А сейчас то же самое, не поверишь.
Я не знаю. Мне очень сложно оценить, потому что никто из моих детей не учится по российской программе. Для меня это какой-то ужас-ужас, страшный страх, который сформировался в детстве. Не то что меня это как-то сильно касалось, но мне это претило.
Что именно?
Этот подход, эти люди абсолютно неживые, живущие какими-то стереотипами, шаблонами. Отношение к детям было таким, что индивидуальностей не могло быть, они не должны были существовать. Должно было быть одно усредненное общество, выполняющее усредненные задачи. Меня всё это даже в детстве убивало. Эти женщины с грустными лицами, которые не излучали ничего человеческого — ни души, ни энергии. Люди, которые общаются с детьми, должны обладать какими-то определенными эмоциями, иметь способность созидать и смотреть по сторонам, наслаждаться миром.
Неужели ты ни у кого не была любимицей? Учителя же делятся на два типа: кто не любит выделяющихся и кто, наоборот, таких любит.
Были такие, но почему-то мне так не везло, что, когда появлялся такой учитель...
…его быстро съедал педсовет.
Да, либо его быстро съедал педсовет, либо мы переходили в старшие классы, а он оставался в младших. А так — я всегда была достаточно бойкой и бодрой в этом смысле.
Потому что не молчала?
Я не молчала никогда, и, естественно, в советское время (я всё равно называю наше время советским) это не устраивало всех и вся, поэтому меня не очень любили.
Скажи, а против системы всегда надо идти?
Ну что значит «идти против системы»? Мы же не о политике говорим, а о школе. Наверное, есть и прекрасные преподаватели, просто надо давать какую-то альтернативу. Я думаю, что современное поколение немножко отличается...
Сильно отличается!
Сильно, да. Они уже другие. Ровно как и преподаватели: ни один преподаватель уже не может сказать ребенку, как он сказал бы нам. Это факт. Любой ребенок уже знает, что учитель законодательно не имеет права это сделать. Есть другая крайность, когда дети начинают диктовать свои правила, а учителям ничего не остается, кроме как забить и ничего не делать. Любые крайности не во благо, но всё равно уже не будет так, как было в наше время, а это уже хорошо. А какой был вопрос изначально?
Есть ли у тебя какие-то ожидания от твоих детей?
Во-первых, я точно знаю, что у моих детей есть задатки к получению этих ожиданий, это неоспоримый факт. В этом я настолько часто бываю пессимистична, даже жестка к своим близким. У меня нет такого: «Ой, он нарисовал!», «Написал букву — какая прелесть!», — в этом смысле я скупа на комплименты, но при всей моей скупости...
Давай назовем это реалистичностью.
(Улыбается.) При всей моей реалистичности я прекрасно понимаю, что задатки у моих детей гигантские: и с точки зрения головы, и с точки зрения возможности получения знаний. Во-вторых, понятно, что мы живем в окружении, чего греха таить, людей, которые могут себе позволить больше и на самом деле стараются дать детям всё возможное, что мы действительно в них вкачиваем очень много всего. Я надеюсь (смеется), что это оправдывает себя, хотя невозможно предугадать, какая профессия будет выбрана через 20 лет. Он может говорить у меня на четырех языках, я могу заставить его делать всё что угодно, а дальше он вырастет и скажет: «Я хочу быть DJ». И что? И вот что я сделаю? И будет DJ. Всё это образование, которое я в него впихиваю, вся эта куча иностранных школ, коучей, куча средств и сил, собственного комфорта, потому что ты всё время подстраиваешься под эту сложноорганизованную жизнь детей, — это всё может быть вообще никому не нужно.
Четыре языка дадут ему возможность стать диджеем мирового уровня… Давай честно — просто ты не можешь иначе.
Ну да. Понятно, что я всё равно пилю и заставляю многое делать. С другой стороны, они и сами очень хотят учиться. Тут скорее часто приходится останавливать этот процесс. Для меня не так важно, какие оценки он приносит, потому что в школе у Кости, например, нет ярко выраженной системы «от двух до пяти» — есть балльность, есть набор поинтов за какие-то семестры. Ну что мне им выносить мозг, если они лучшие в классе (Костя — третий во всей школе)? Как-то у него спросила что-то про оценку, он говорит: «Что ты хочешь от меня? Я лучший в классе». Имеет право. Я пилю, чтобы он читал книжки, да, хотя психологи говорят, что этого делать нельзя, а нужно как в старые добрые времена садиться в кружок и читать всем вместе. Я с ними не согласна, потому что есть определенные черты характера... Меня вот надо было заставлять, чтобы я что-то делала, а родители, увы, не держали меня в ежовых рукавицах.
Хочу сказать, что у тебя очень воспитанные дети, а мы разных видели на съемках. Как ты добиваешься успеха, расскажи?