Суворов и многовекторность
Исполнилось 290 лет со дня рождения самого знаменитого полководца России, но впечатление такое, что Александр Суворов снова в бою. «Огонек» попытался понять, почему эта фигура по сей день остается политически знаковой и вызывает у современных белорусов столь бурные и разные чувства: от страха до благодарности.
Если в Google задать поиск фразы: «Суворов в Беларуси», система автоматически предлагает другие, более частые, варианты запросов по теме. В топе сегодня — «суворов вырезал белорусов», «суворов палач беларуси», «суворов подавление восстания в беларуси», «каратель суворов» и прочее в том же духе. Ни гения русского оружия, ни основоположника наступательной и маневренной военной теории, ни одного из первых военачальников, который бросил вызов непобедимому Наполеону, каким его привыкли видеть в России и Западной Европе…
Чтобы выяснить, чем же русский полководец так сильно «провинился» перед белорусами, «Огонек» накануне 290‑летнего юбилея Александра Васильевича отправился в суворовскую вотчину в Кобрин, ныне районный центр Брестской области.
От незнания до абсурда
Городок с 50‑тысячным населением в западной части Белоруссии примечателен сразу тремя (!) памятниками Суворову. А еще тут есть военно-исторический музей, улица и парк — все названы в его честь. Удивляться не стоит: отношение к полководцу здешние места имеют самое непосредственное.
Суворов впервые попал на Брестчину во время польского похода в 1769–1772 годах. По поручению императрицы Екатерины II помогал польскому королю Станиславу Понятовскому в борьбе против шляхетских войск Барской конфедерации. По сути, это была междоусобица в Речи Посполитой. Но для бригадира Суворова кампания стала знаковой, потому что именно здесь он впервые применил свою знаменитую подготовку солдат и наступательную тактику ведения боя. Эффект впечатлил: сначала с отрядом в три сотни человек разгромил двухтысячное ополчение Казимира Пулавского под Ореховом. Потом с девятью сотнями солдат задал жару четырехтысячному войску гетмана Михаила Казимира Огинского под Столовичами. А завершил свой путь в Кракове взятием Вавельского замка уже генералом, по дороге разбив и присланного на подмогу конфедератам французского полковника Шарля Дюмурье.
Второй раз судьба забросила Александра Суворова в здешние края спустя два десятка лет. И опять для усмирения разбушевавшихся на своей же земле поляков — подавлять восстание Тадеуша Костюшко в сентябре 1794‑го. За шесть дней суворовский корпус одержал четыре по‑ беды над повстанцами — при Дивине, Кобрине, Крупчицах и Бресте, а дальше двинул на Варшаву.
Однако таких подробностей в белорусских школьных учебниках по истории не найдешь. Там имя Суворова встречается всего в трех предложениях. Первый раз в теме восстания Тадеуша Костюшко: «На подавление российская императрица Екатерина II послала войска под командованием А. Суворова». Другое упоминание в связи с тем, что все та же самодержица пожаловала в наследственное владение до 7 тысяч ревизских душ крестьян «генералу-фельдмаршалу А.В. Суворову на Кобринщине». Третий случай в контексте русско-турецких войн в од‑ ном ряду с другими: «Всей России и Европе стали известны имена Григория Потемкина, Александра Суворова, Федора Ушакова, Петра Румянцева». Все.
— В учебниках (не только школьных, но и университетских) информация подается достаточно нейтрально, что, с одной стороны, хорошо. Но с другой — создает почву для любых трактовок. Каждый преподаватель может «подстроить» текст под ту точку зрения, которую считает верной. Вот и имеем ситуации, когда порой даже в рамках одного педколлектива бывают прямо противоположные мнения насчет тех или иных событий в истории и их влияния на современность,— говорит директор суворовского музея в Кобрине Елена Бабенко.
Откуда такая историческая многовекторность? А из 1980‑х: на волне перестройки в Белоруссии антироссийский (и автоматически антисуворовский) взгляд на историю стал признаком свободолюбия в определенных кругах. И хотя в этих терминах сегодня не рассуждают, но сам подход этот в ходу — его, не стесняясь, уже не один десяток лет продвигают в прессе, на занятиях в вузах, на конференциях, в интернете.
— Один из главных тезисов этого исторического мифотворчества — «кровавое подавление Суворовым белорусского восстания». Под ним подразумевается восстание 1794 года. Однако не было оно ни особенно кровавым со стороны Суворова, ни тем более белорусским со стороны Костюшко,— продолжает Елена Бабенко.
Экскурсоводам Кобринского музея развенчивать этот миф приходится так часто, что в зале, посвященном этим событиям, даже появились специальные стенды с многочисленными выдержками из писем, приказов и донесений Суворова, которые предельно ясно характеризуют его как человека милосердного. Вот выдержки: «…Строжайше рекомендую всем господам полковым и баталионным начальникам внушить и толковать нижним чинам и рядовым, чтобы нигде при переходе местечек, деревень и корчм ни малейшего разорения не делать. … Пребывающих спокойно щадить и нимало не обидеть, дабы не ожесточить сердца народа и притом не заслужить порочного названия грабителей. Приказ сей да будет читан всем нижним чинам».
А вот еще: «…Крайне остерегаться и от малейшего грабежа, который в операции есть наивреднейшее; иное дело штурм крепости… В поражениях сдающимся в полон давать пощаду. Обывателям ни малейшей обиды, налоги и озлобления не чинить; война не на них, а на вооруженного неприятеля».