«Старые рецепты работать не будут»
Сейчас правительство страны делает, кажется, все возможное для сохранения экономики, ее структуры, предприятий, работников... Чтобы оставить как было до кризиса. Но можно ли выйти из экономического шторма, ничего не изменив? Все предыдущие годы было именно так. Получится ли сейчас? Об этом «Огонек» спросил президента партнерства «Новый экономический рост» Михаила Дмитриева*
Михаил Эгонович, мы в последние годы живем от кризиса до кризиса. Даже привыкли. Какой из пережитых нами кризисов ближе к нынешней ситуации?
— С точки зрения уровня жизни населения, думаю, это больше всего напоминает кризис 98‑го года. Тогда он, как и сейчас, застал нас в тяжелом положении. Экономика только-только начала оживать, доходы населения перестали снижаться. И тут — дефолт. Сейчас ситуация похожая. Доходы людей падали с 2014 года и до сих пор так и не восстановились, они по-прежнему примерно на 8 процентов ниже максимума 2013 года. Очень небольшой рост был в прошлом году — и опять обвал. По нашим оценкам, падение доходов будет примерно равно сокращению экономики — возможно, на 5–6 процентов за год.
— А кризисы 2008 и 2015 годов были не такими?
— Нет. К 2008 году, после 9 лет экономического роста, у населения выросли доходы примерно в 2,5 раза в реальном выражении. В 2009 году ВВП сократился почти на 8 процентов, а безработица выросла почти до 8,5 процента, но доходы населения, как это ни удивительно, не упали. В основном это произошло благодаря валоризации пенсий, которые увеличились на 50 процентов. Старшее поколение поддерживало уровень жизни своих семей, и покупательная способность населения в целом не сократилась.
— То есть население в 2008 году пострадало меньше, чем экономика?
— Да. А в кризис 2015 года получилось наоборот. ВВП упал всего на 2,5 процента. У крупных компаний, занимавшихся экспортом ресурсов, благодаря девальвации рубля прибыль даже выросла. А доходы населения в итоге упали в 3 с лишним раза глубже, чем ВВП. И не восстановились до сих пор.
Однако тот спад проходил на пике исторически высокого уровня жизни нашего населения. Люди уже имели некоторые запасы, успели закупить немало товаров длительного пользования. По темпам роста расходов на эти цели мы даже обогнали большинство стран и были первыми среди стран БРИКС. И когда мы подошли к кризису 2015 года, многие семьи были хорошо обеспечены бытовой техникой. Это подтверждают обследования бюджетов домохозяйств Росстата. Поэтому, когда упали доходы, семьи прежде всего резко сократили расходы на товары длительного пользования. Но это высвободило средства на еду, одежду и другие первоочередные нужды. Но после стольких лет стагнации уровня жизни появилась необходимость всю эту технику обновлять. А доходы не росли, и на приобретении бытовой техники уже нельзя было ничего сэкономить. Это, в частности, подстегнуло рост задолженности по потребительским кредитам, которые брались под высокие процентные ставки. Таким образом, к новому кризису население подошло в худшем положении, чем к любому из предыдущих, кроме кризиса 1998 года.
Подавляющая часть имеет сбережения на уровне, не превышающем трехмесячную зарплату. А у многих и того меньше. Это вообще не те сбережения, на которые можно продержаться в нынешнем кризисе. Ну, может, на два месяца карантина хватит. А у трети нет и этого. Кстати, в этом наше население особо не отличается от американского. Недавнее исследование McKinsey, которое вышло как раз накануне кризиса, показало: примерно половина американских работников не имеют резервных ресурсов и живут от зарплаты до зарплаты. И этим США не сильно отличаются от многих стран, в том числе и от нас.
— Так что же нас сегодня тряхнуло сильнее — падение цен на нефть или коронавирус?
— На этот раз причина была не экономическая, а медицинская. Из-за эпидемии коронавируса власти большинства стран ввели карантин, который резко сократил спрос на нефть. И российская экономика в результате страдает от двойного удара — и от собственного карантина, и от глобальной пандемии, которая обвалила цены на нефть. Мониторинг суточного потребления электроэнергии показывает, например, что выпуск товаров и услуг всех российских предприятий в первой половине апреля упал примерно на 10 процентов. В Центральном федеральном округе падение превысило 17 процентов. Из-за полной остановки многих предприятий немало людей лишились работы и доходов. Но не менее важно и то, что наша нефть оказалась почти никому в мире не нужна. Текущее падение мирового спроса на нефть сейчас оценивается в 30 процентов. Такого в истории никогда не было. Цены на нефть Brent в самый критичный момент, до сделки ОПЕК, упали до самого низкого уровня за последние 50 лет — до уровня 1974 года (в сопоставимых ценах с учетом долларовой инфляции), а в последние дни — и еще ниже. Большинства наших соотечественников в то время, когда были такие низкие цены на нефть, еще и на свете не было. В США цена на майские фьючерсы упала до отрицательных значений. Ее некуда девать. Ни вывезти, ни переработать, вот владельцы контрактов и доплачивали, чтобы избавиться от расходов на хранение нефти. Производство авиационного керосина упало в десятки раз. Бензина — более чем в два раза. Хранилища скоро переполнятся, нефть начинают заливать в простаивающие железнодорожные цистерны, но и они скоро закончатся…
Еще 2–3 месяца назад такого никто даже бы не предположил. Что это означает для нас? Из-за девальвации рубля становятся слишком дороги многие потребительские товары, которые в России не производятся и не будут производиться. Это значительная часть лекарств, предметы длительного пользования, одежда и многое другое. И дороже станут инвестиционные товары — импортные машины и оборудование, необходимые для развития несырьевой экономики.
— И значит, мы опять проскочили развилку, на которой была возможность диверсификации экономики?
— Возможность хотя бы начать диверсификацию экономики была, но окно оказалось слишком коротким — всего лишь два года, 18‑й и 19‑й. Мы их потеряли.
— Почему?
— В основном из-за политики Министерства финансов, которое навязало ее всему правительству. Вместо того чтобы ориентировать бюджет на стимулирование экономического роста, наоборот, закрутили бюджетные гайки и к тому же повысили налог на добавленную стоимость. В результате экономика в эти два года почти не росла. В этом году рост экономики, особенно несырьевых отраслей, мог бы ускориться, но… помешал коронавирус. Хотя в любом случае для диверсификации нужно не два года, а лет десять более или менее благоприятных условий. Но тема диверсификации никуда не исчезает. Потому что сейчас никто не понимает, что будет с рынком нефти после эпидемии. Скорее всего в мире ускорится рост спроса на альтернативные источники энергии.
— Но ведь нефть подешевела, и многие эксперты говорят, что к 60 долларам она не вернется.
— Но это не повлияет на долгосрочную тенденцию. Учитывая структуру затрат производителей нефти, долгосрочная цена на нефть не может опускаться ниже 40 долларов за баррель. Экономически же оправданная цена при сложившихся уровнях предложения нефти тяготеет скорее к 60 долларам за баррель или даже выше. Поэтому сохранение цен на уровне 20 долларов за баррель на долгосрочную перспективу совершенно невозможно. А если цены подрастут до 60, то все равно продолжится тенденция к переключению спроса на альтернативные источники энергии на транспорте. К тому же сама транспортная отрасль претерпит очень серьезные изменения. Пассажирские поездки из-за последствий коронавируса сократятся, и это тоже ослабит спрос на горючее. Поэтому делать ставку на нефть как на главный драйвер роста нашей экономики — это бессмысленная задача, которая приведет только к стагнации.