После всего | История
Резолюция как система
На прошлой неделе «Левада-центр» опубликовал данные рейтинга величайших людей по мнению россиян. Неоспоримый лидер в ответах — Иосиф Сталин. Видимо, участники опроса не были в деталях знакомы с недавно рассекреченной порцией архивных материалов «журналы регистрации отправленных документов с резолюциями Сталина». Восполняем этот пробел
Недавно достоянием историков стали архивные папки под названием «Журналы регистрации отправленных документов с резолюциями Сталина». Благодаря им можно заглянуть в тайники сталинской политической кухни. Того, что историки называют механизмом принятия решений. Сегодня, в канун 80-летия Большого террора, начало которому положил приказ НКВД № 00447 от 30 июля 1937 года, поучительно ознакомиться с преданными запоздалой гласности образцами мудрости вождя.
Фирменный стиль
В нашей истории жанр ручного руководства государством с помощью высочайших междометий и августейших коротких фраз был популярен всегда. Но именно Сталин довел до совершенства этот инструмент оперативного руководства державой.
Получал ли он письмо, агентурное донесение, проект постановления или журналистскую статью, подход был един: прочитывал бумагу с карандашом, подчеркивал строчки в тексте, комментировал на полях — и ставил высочайшую резолюцию. Потом в Особом секторе ЦК ей давали порядковый номер, под датой записывали в альбом. И после этого любая субъективная пометка принимала форму объективного закона жизни. Это отнюдь не метафора: в графе «что сделано» делались пометки об исполнении.
Интенсивность работы и творческая активность главного адресата страны не были постоянными величинами. В 1934-м, 1935-м и вплоть до середины 1936 года — резолюции вялые, односложные, нерешительные, полусонные. «Запросить» такого-то. Или недоуменный вопрос: «В чем тут дело?» Поручение рассмотреть на Оргбюро. Короткое «согласен». Постоянные советы с соратниками: «А как думают тт. Ворошилов и Орджоникидзе?»
Создается впечатление, что Сталин работает не вождем, а почтальоном. Пересылает адресованные лично ему письма своим верным ученикам. Создает атмосферу коллективного руководства. Другие возразили бы, что поощряет круговую поруку. Но эта полудрема — иллюзия. Отфутболивая, он наблюдает, впитали ли товарищи по узкому кругу сталинский стиль руководства. В середине 36-го все резко меняется — от проснувшегося вулкана активности главного читателя начинает трясти всю страну.
Фото: Ф. Кислов / фотоархив журнала «Огонек»
Криминальное чтиво
Потоком пошли сводки, протоколы допросов, агентурные донесения. Вот лишь несколько записей за три дня рокового 37-го — с 24 по 26 сентября.
Записка корреспондента «Правды» о террористическом акте в Рузаевке в Мордовской АССР. Убиты двое. Резолюция Сталина своему преданному наркому внутренних дел: «т. Ежову. Нужно разгромить националистическую банду в Мордовии». Еще до расследования двойное убийство квалифицировано терактом. Политбюро дает приказ зачистить всю автономную республику.
Телеграмма о контрреволюционной организации правых в Азово-Черноморском крае и ее связях с московской группой бывших партизан и конармейцев и их вредительстве в Главконупре. Сталин: «т. Ежову. Обратите внимание. Надо арестовать Плавника, Акатова. Надо раскопать Главконупр». Главное управление коневодства будет «раскопано» — в пыль.
Управление НКВД по Ивановской области рапортует о «вскрытии антисоветских диверсионных организаций в текстильной промышленности». Приказ вождя: «т. Ежову. Очень важно. Мошкова и других надо арестовать».
Телеграмма из Еревана с показаниями арестованного Акопова. Сталин: «т. Ежову. Надо немедля арестовать всех названных Акоповым армян-военных (см. в тексте)». О вредительстве в системе Комитета заготовок и Заготзерно: «т. Ежову. Всех виновных нужно расстрелять».
Начальник УНКВД Свердловской области Дмитриев рапортует о ликвидации на Урале офицерско-фашистской организации. Сталин: «т. Ежову. Странное письмо. А кто из поименованных лиц арестован? Арестованы ли, скажем, Епифанов, Стихно, Булгаков и др.? Записка Дмитриева производит впечатление газетной статьи». Разумеется, вскоре арестуют и самого Дмитрия Дмитриева. А Ежов проследит, чтобы чекистские сводки отныне не напоминали газетных статей.
Дальше это станет обычной практикой: намечаемых на казнь Сталину подносили как меню в ресторане. Попали в сводку, упомянуты на допросе-пытке, промелькнули в доносе — значит, обречены. На заявлении некоего Симановича помета: «т. Ежову. Лиц, отмеченных мною в тексте буквами ”ар.“, арестовать, если они уже не арестованы». А отмечал он, бывало, всех подряд, без разбору.
Системный подход
Многие сталинские резолюции становились приказами для начала новых агентурных разработок, уголовных и политических дел, давали направление ходу следствия и были сценариями показательных процессов.
Прочитав первый протокол допроса бывшего посла СССР в Китае Дмитрия Богомолова («оказавшегося шпионом английской разведки»), Сталин указывает: «т. Ежову. Сказанное в этом показании Богомоловым нам уже известно. Нам теперь необходимо знать: каких троцкистов и вообще изменников насадил или завербовал Богомолов в наших наркоминдельческих органах в Китае, кто они такие и вообще, каков политсостав этих органов. Это нужно выяснить сейчас же».