ОгонёкИстория

Две Звезды Алексея Волошина

Его боевой путь — этой перечень самых страшных сражений Великой Отечественной: бои в окружении на Дону, Сталинградская битва, Курская дуга, форсирование Днепра, освобождение Орла и Чернигова. Алексей Волошин — человек-легенда. Герой Советского Союза, Кавалер высших орденов СССР и военной награды США — медали «Серебряная звезда» — рассказал «Огоньку» в канун 75-й годовщины капитуляции немцев под Сталинградом, как сражался за город на Волге и как постигал науку выживания на войне

Иван Волонихин

За окном шумит вечерняя Тверская. От проносящихся машин вздрагивают стекла в старой деревянной раме с облупившейся белой краской. На спинке стула — пиджак с боевыми наградами. Тихо позвякивают две пятиконечные звезды: Героя Советского Союза и американская «Серебряная звезда». Один из немногих оставшихся в живых участников Сталинградской битвы, которая закончилась 2 февраля 1943 года, рассказывает, неторопливо подбирая нужные слова.

— У меня и мысли тогда не было, что эти бои потом назовут главным сражением Второй мировой,— негромко говорит Алексей Прохорович.— В те дни мы жили одной надеждой, что вот-вот и помощь придет. Не могло же командование нас взять и бросить на произвол судьбы?

Удерживать позиции с каждым днем становилось все тяжелее. Подкрепление поступало ночью, когда можно было переправить бойцов с левого берега Волги. Малочисленными группами по 10–15 солдат, необстрелянных, молодых ребят.

— Их порой убивало прямо в первом бою. Некоторые совсем неподготовленные приходили: их на скорую руку учили колоть штыком, бить прикладом, да и просто уцелеть в бою. Мы потом уже после войны подсчитали, что командир полка жил в среднем месяц, комбат две недели, комвзвода три дня, а рядовых,— Волошин делает паузу.— Солдат просто страшно выкашивало. В какой-то момент я понял, что запоминать имена и фамилии рядовых просто нет смысла: все равно через несколько дней этих уже не будет в живых, придут другие. Помню, сибиряк один, здоровенный такой парень, все хвалился, будто заговоренный, и пуля его не берет. Ходил в рукопашную без страха. Когда немцы в атаку рвались, тот ни разу из своего окопа не драпал. А как-то было затишье в бою, он побежал воды напиться, и его снайпер убил.

Ветеран достает платок, вытирает скатившуюся из уголка глаза слезу. Через несколько дней Алексей Волошин отметит свой 98-й день рождения, но те дни и часы сталинградских боев помнит отлично, как будто все это с ним было только вчера. Особенно врезалась в память штыковая контратака на окраине Сталинграда в Верхней Ельшанке.

— Поступил приказ: выбить немцев, которые прорвались на фланге. По сути, это билет на тот свет — там автоматчики и бронемашина, а у меня 16 человек личного состава с винтовками Мосина и по пять патронов на брата. Но делать нечего, поднялись и пошли. Расчет был на то, что немцам не особо-то нравилось сходиться с нами в рукопашную, поэтому слишком приближаться к нам они опасались. Примкнули штыки и побежали. Молча. А вот когда удалось незаметно подобраться вплотную, тут уж мы заорали во всю глотку «За Родину! За Сталина!». А вообще чаще всего в атаке орали «Ы-ы-ы-а-а-а-а!». Немцы в шоке были — не успели сопротивления оказать. Кто-то даже руки поднял, сдавался. Куда там! Никого не жалели, закололи штыками. Тут другие фрицы очухались, начали пальбу. Мы рванули в сторону, к какому-то сарайчику. Осмотрелись, посчитались. В общем, осталось нас семеро, из которых трое ранены. Остальные там полегли. Но приказ выполнили.

«Терпеть, терпеть!»

Приказы на войне были разные. Алексею Прохоровичу не раз приходилось быть свидетелем и того, как исполнялся приказ № 227, известный как «Ни шагу назад!». На его глазах расстреляли командира, который при отступлении не смог забрать орудие и боеприпасы.

— Он трусом-то не был, лейтенант этот,— вспоминает Волошин.— Да и выбора не было. Промедли он там хоть немного, все — верная гибель и ему, и его подразделению. Хотел людей сберечь, а его вывели и перед строем расстреляли. В похоронке, правда, написали, что, мол, «пропал без вести». Ну, видимо, чтобы для родных как герой в памяти остался.

В начале сентября 1942-го лейтенант Волошин принимает командование батареей 76-мм орудий в составе 271-го полка 10‑й дивизии НКВД. Его подразделение ведет бои в самом центре Сталинграда, возле речки Царица. Сейчас на том месте улица, названная в честь 10-й дивизии, которая приняла на себя самые первые удары мощной гитлеровской группировки.

— Только разместишься на передовой, замаскируешь пушку брезентом или там соломой, что под руку попадется, так сразу к нам пехота начинает жаться. Солдаты прямо лепились к орудийной батарее поближе, считали нас защитой. Не понимали, что для фрицев наши пушки — главные мишени,— вспоминает фронтовик, перебирая лежащий на столе ворох старых пожелтевших фотографий.— Я молодой был, зеленый, горячий. Попробовал организовать оборону с противотанковыми ружьями. А толком обращаться с ними тогда еще никто не умел. Задумал я собственным примером вдохновить бойцов. Схватил это ружье, говорю, ничего тут сложного нету! Как выстрелил из ружья-то. А отдача будь здоров у него, ну и получил прикладом по морде как следует. Бойцы стоят и ржут, как кони, а мне обидно. Вроде как свой авторитет потерял. Но зато после первого подбитого танка меня сильно зауважали.