«Напрасно впадать в уныние»: памяти Льва Рубинштейна
14 января 2024 года умер Лев Семенович Рубинштейн. Поэт, один из основоположников московского концептуализма, эссеист, общественный деятель — он оставался частью актуальной литературы последние пять десятилетий. «Правила жизни» попросили Ирину Кравцову, главного редактора Издательства Ивана Лимбаха, издававшую его книги на протяжении многих лет, поделиться воспоминаниями о Льве Семеновиче.
Скажите, говорят, какой-то гоголь умер.
Не гоголь, так себе, писатель-гоголёк.
(О. М.)
Как будто о нем — словами О. Мандельштама, да и в облике его было что-то от О. М.: «поднятье головы», и врожденный ритм, и прирожденная, но преодоленная неловкость, и чувство стиля — несравнимое.
Это и привело его в Издательство Ивана Лимбаха (позавидовал изданной там книге Михаила Безродного), где были напечатаны двумя изданиями его стихи на карточках, раньше читанные по квартирам, московским и ленинградским (впервые его и Д. А. П. увидела и услышала у себя в хрущевке на Ланском шоссе, неподалеку от места дуэли А. С. Пушкина). И пушкинское в нем тоже было: и веселое имя (Лев!), и тайная свобода, и радость.
В тот вечер у меня дома, куда московских поэтов привел сокурсник по университету, солировал Дмитрий Александрович Пригов, любимый друг Рубинштейна, стихи которого тоже вышли спустя несколько лет в Издательстве Ивана Лимбаха («Советские тексты», 1997). Оба они были людьми играющими (populus ludens), со склонностью к перформансу и жизнетворчеству — как будто хотели разбудить спящих современников, потрясти за плечи, сказать: «Идите и творите свою судьбу!» Стихи писали от имени простого человека, такого, как все. У Д. А. П. «масок» было больше (обыватель, милиционер, поэт etc.), у Льва Семеновича лирическое начало («я») было более выраженным. Рубинштейн писал свои «полупоэтические полуфразы» на библиотечных карточках (он и работал в библиотеке), которые в 1970-е годы были широко распространены в интеллигентской среде, но превратил их в предмет искусства только он — их последовательность была строгой, тасовать их было ни в коем случае нельзя. Столь нехарактерное для поэтов поведение (кухня вместо стадиона, карточка или запись на винной этикетке вместо публикации в журнале) осмыслялось ими как эстетическое сопротивление нивелирующему советскому официозу.
Наше настоящее знакомство произошло, когда в 2012 году я предложила Рубинштейну переиздать его сборник «Регулярное письмо», тираж которого к тому времени давно разошелся. Работать со стихами (да и с прозой) Льва Семеновича не было нужды: его вещи были отделаны в такой степени, что в них не оставалось ничего для редактора, вся филигранная словесная работа была проделана автором. Мы просто исправили некоторые ошибки набора и сочинили такое четверостишие: