Надо ли ужесточать наказание за сексуальные преступления против несовершеннолетних
Освобождение после 17 лет заключения педофила Виктора Мохова вновь породило разговоры о том, что с педофилами надо бы пожестче: отправлять на пожизненное, химически кастрировать и так далее. Так чего же мы медлим?
Случай — впрочем, не случай, а зверское преступление — Виктора Мохова сам по себе служит отличной аргументацией в пользу самых жестоких мер против таких, как он. Три года он держал в бункере двух школьниц в сексуальном рабстве. Одна из них родила от него двух детей. И теперь он снова собирается поселиться по соседству. А если рецидив? Говорят, мало какой педофил без них обходится. Масла в огонь подлили слухи о том, что якобы этот насильник еще и в ток-шоу каком-то снялся за безумные деньги. Ток-шоу пока никто, правда, не видел, но возгласы типа «вот же тварь поганая» по соцсетям уже разнеслись. Ненависти в нашем обществе много, и такой очевидный объект ее применения, как педофил-насильник, делает тему ужесточения наказания за подобные преступления вроде как актуальной. Наше общество в целом часто выступает за жесткие наказания. Идеи смягчения или помилования не пользуются массовой популярностью.
В ряде демократических стран не только сами наказания за педофилию весьма жесткие, но и после освобождения за педофилами устанавливается плотный контроль. Так, в США в ряде штатов как раз узаконена принудительная кастрация педофилов, их не только ставят на учет по месту жительства, но и размещают информацию о них в открытой базе данных. Такой же порядок существует в Польше, где также есть химическая кастрация, а наказание за сексуальные преступления против детей достигает 20 лет. В Америке часто возле дома, где живет педофил, устанавливают соответствующий знак, им запрещено селиться вблизи школ и остановок школьных автобусов, детских садов или площадок. Наконец, в ряде азиатских и африканских стран предусмотрена смертная казнь за преступления в отношении несовершеннолетних. В Йемене, например, педофилов казнят публично.
По таким меркам дом, куда вернулся Мохов из заключения, должен быть «помечен», как минимум. Хотя в маленьком Скопине Рязанской области этого фигуранта и так все хорошо знают. Но вот каково будет его бывшим жертвам при таком соседстве? Как оградить их от травм и тем более возможной мести насильника? Тут явно что-то недоработано.
В Думе, надо сказать, уже довольно давно лежит законопроект об ужесточении наказания за педофилию, который предусматривает целый ряд мер по усовершенствованию механизма борьбы с такими преступлениями, включая укрывательство и использование интернета. Были предложения и о химической кастрации. Однако закон о принудительной химической кастрации педофилов так и не был принят (сейчас есть опция добровольного оскопления), как и другая инициатива — об отслеживании педофилов-рецидивистов с помощью электронных браслетов системы «Глонасс».
Законопроекты об ужесточении наказания за педофилию вроде бы логично смотрятся на фоне настолько очевидных случаев, как с Моховым. Однако вот другой случай, совсем даже не очевидный, а скорее сомнительный. Многие знакомые с ним считают, что в данном случае вообще пострадал невиновный человек, а потому пишут в его поддержку петиции. Речь о преподавателе музыки Константине Чавдарове, признанном «Учителем года» в 2017 году, воспитавшем более 200 учеников. Он сейчас отбывает девять лет за то, что якобы притрагивался во время урока не там, где надо, к десятилетней ученице. Хотя так или иначе притрагиваться к ученикам, ставя руку (но именно руку, конечно, и ничто другое), должен по определению любой преподаватель музыки. Многие родители тогда были в полном шоке и до сих пор не верят в справедливость приговора, добиваясь его пересмотра.