Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Софья Евстигнеева: "Я всегда помню, чья я внучка"
Софья Евстигнеева не представляет жизни без театра и очень любит съемки в кино. "Наследница по прямой", представительница актерской династии в третьем поколении, единственная внучка легендарного Евгения Евстигнеева вот уже пять лет играет на сцене прославленного МХТ, а также снимается в кино. "Коллекция Караван историй" побеседовала с Софьей о семейных корнях, работе в МХТ и планах на будущее.
— Ваш дедушка великий актер, вы носите его фамилию. Чувствуете ли груз ответственности?
— Конечно чувствую. Я всегда помню, чья я внучка. Хотя мы никогда не виделись, к сожалению, он рано умер, до моего рождения. Мама рассказывала, что дедушка очень переживал, что не увидел внуков. Все сокрушался: «Что же у меня дети такие непутевые?!» У Дениса Евстигнеева нет своих детей. Когда я родилась, по словам мамы, она меня, трехлетнюю, привела на его могилу и сказала: «Вот, папа, наконец-то ты дождался!»
Я понимаю головой, что он мой родной дедушка. Смотрю его фильмы и не перестаю восхищаться, как он гениально даже в драматической роли находит комические нотки.
Когда выпускалась из Школы-студии МХАТ, я была Софьей Разуваевой. Мне было двадцать два. Мой агент предложила мне взять дедушкину фамилию, мол, таким образом привлечешь к себе внимание. Я тогда очень испугалась этого предложения и позвонила папе. Мне хотелось знать, что он думает на этот счет, все-таки это и его касается. Очень боялась, что он обидится. Но он мне сказал: «Если это поможет тебе в профессии, то меняй».
Поначалу было очень дискомфортно, а сейчас, мне кажется, я с фамилией деда как-то сроднилась. Все меня спрашивали, не родственница ли я знаменитому актеру. Вначале у меня ежедневно был этот маячок: помни, чья ты внучка. А сейчас я чуть успокоилась. Мне кажется, я его не подведу. Всегда все делаю максимально ответственно, не филоню, полностью отдаюсь работе. Поэтому я перестала переживать по этому поводу: ну не могу же я всем нравиться? И если у кого-то появляется желание меня уколоть, легче всего это сделать через фамилию. Часто можно услышать, мол, «природа отдыхает на детях гениев», и поставить на себе жирный крест. Мне спокойно живется, я просто делаю свою работу и наслаждаюсь жизнью в театре, в кино. Ну а недоброжелатели могут считать, что хотят.
Многие, наверное, думают: «Ну конечно! Благодаря знаменитой фамилии легче карьеру сделать!» В первые минуты на сцене она, эта фамилия, может быть, и вызовет к тебе интерес. Но потом, остальные два часа, ты должна доказывать зрителю, что достойна ее. За ней невозможно спрятаться. Это большая ответственность. А еще это ежедневное напоминание: работай, не халтурь, развивайся. Дедушку я не знала, но очень надеюсь, что во мне есть хоть какая-то крупица его таланта.
— Вы выросли в актерской семье. Кто ваши родители?
— Я страшно горда, что вся моя родня — артисты. Мой папа — Максим Разуваев, мама — Мария Селянская, дочь Евгения Александровича Евстигнеева. Оба они актеры «Современника». Со стороны папы, кстати, тоже актеры и режиссеры. Сам он не только работает в «Современнике», но и создал свой «Театр ЖИВ».
Получается, что я в третьем поколении из актерской семьи. Мои дедушка и бабушка, его вторая жена, тоже служили в театре «Современник».
Кстати, когда я родилась, мама хотела назвать меня в честь бабушки. Лилия Журкина была очень красивой. Но, говорят, нехорошо давать детям имена умерших, даже близких родственников. И меня назвали Соней: бабушка, судя по воспоминаниям, была вылитая Софи Лорен.
Родители мои расстались, когда мне было лет двенадцать — тринадцать. Они ссорились, а я думала: «Почему вы вместе, если вам тяжело?» Уже тогда считала, что нужно жить в удовольствие. Благодарна родителям за то, что они остались друзьями. Наша семья совершенно не пострадала. Я не почувствовала себя обделенной, наоборот, у меня было облегчение, что им теперь лучше, и при этом мне было очень хорошо с обоими. Я так и осталась у них единственным ребенком, невероятно любимым. У меня с родителями очень хорошие отношения, я могу им рассказать все.
Папа — мой главный учитель, самый большой авторитет, его мировоззрение, взыскательность меня восхищают, это мой жизненный ориентир.
Мама — моя близкая подруга, мы понимаем и принимаем друг друга. Она всегда меня воспринимала такой, какая я есть, учила общению: «Соня, поставь себя на чужое место, и все встанет на свои места». Ее умение сходиться с людьми, легкость, радость и веселость нрава — для меня основное в ней.
Как-то однажды папа сказал, что любовь к себе — это познание себя. Нужно ставить себя на первое место, тогда человек будет цельным, и к нему будут тянуться. Если я люблю себя, то полюблю и других, и если я уважаю себя, уважаю свое время, в том числе и свободное, то уважаю чужое пространство и время.
Сейчас я стала меньше обращаться к папе за советом, потому что все-таки расту. Однажды я ему позвонила по какому-то пустяку и спросила:
— Пап, как поступить?
И вдруг он неожиданно мне говорит:
— Сонь, давай-ка сама, учись иногда обходиться без меня и без мамы.
Вначале я оторопела. А потом поняла, что это не потому, что он не хочет мне помочь, просто он считает, что если я буду по каждому простому вопросу звонить, никогда не повзрослею...
— Вы, наверное, с детства решили, что будете актрисой?
— Родители знали, что я буду актрисой, но очень мудро поступили — никогда ничего мне не запрещали, говорили: выбирай что хочешь, нам все равно, главное, чтобы тебе было в радость. А потом просто со временем оказалось, что в радость именно это.
Несмотря на то что они не давили, все равно я росла в театральной атмосфере, в атмосфере «Современника». Как правило, в актерской семье театр — это второй дом. Всех актерских детей приводят за кулисы, оставляют на костюмеров, на гримерш. Я, например, с удовольствием помогала гримерам делать парики.
В этом доме под названием «Театр» все тебя любят, гладят по голове, угощают, говорят: «Сонечка, какая ты красавица, ты будешь артисткой». Несмотря на все эти пророчества, я совершенно не собиралась идти в артистки. Однажды (мне было девять лет) главный режиссер театра Галина Волчек подошла ко мне, приобняла и сказала: «Ты, наверное, хочешь сниматься в кино?» Я упрямо помотала головой и оттолкнула ее руку. С детства люблю решать сама, мне нужно самой дойти до этого решения, а не идти на поводу.
Но теперь, оглядываясь назад, понимаю, что какие-то задатки у меня были. Недавно мне прислали видео, где мне годика три-четыре. Я смотрю прямо в камеру и говорю кому-то командным тоном: «Давай уже, снимай!» А когда заканчивались спектакли в театре, я выходила одна на сцену и что-то изображала в декорациях. Папа рассказывал, что, гуляя со мной по бульвару, наблюдал такую сценку — я рыдаю в игрушечный телефон, будто на том конце мне сообщили нечто ужасное. Прохожие оглядывались на меня, не могли понять, что происходит.