Сергей Газаров: «Самый страшный приговор любому искусству, это когда оно оставляет человека равнодушным»
«Мне в театре до всего есть дело. Я не только с утра до ночи на репетициях, но и отлично знаю, где какие дверные ручки установлены. Бывает, проснусь в два ночи и, чтобы не забыть, тут же отправляю СМС кому-то из сотрудников нашего театра. Но самое удивительное, что мне, как правило, тут же отвечают», - рассказывает художественный руководитель Театра сатиры Сергей Газаров.
Скажите, сложно было возглавить легендарный театр после Александра Ширвиндта? Кстати, почему он так хотел, чтобы именно вы стали художественным руководителем Театра cатиры?
— Как мне объяснил сам Александр Анатольевич, в моем творчестве он увидел нечто, что соответствовало его представлениям о том, как должен дальше развиваться Театр cатиры. Он посмотрел моего «Ревизора» в Театре Табакова с Володей Машковым и понял, что именно такая концепция должна быть взята за основу развития театра. Возможно, он увидел во мне хорошие менеджерские качества, а также наличие у меня чувства ответственности. Словом, Ширвиндт активно выступил за мою кандидатуру, за что я ему очень благодарен. Это тот самый случай, когда все, на мой взгляд, произошло по любви, а не по назначению.
Александр Анатольевич продолжает оставаться в Театре сатиры огромной величиной, принимает активное участие в жизни театра, играет большую роль в трехчасовом спектакле «Где мы??!...», билеты на который полностью раскупаются на два месяца вперед. В телеграм-канале Театра сатиры у него есть своя рубрика #театрвнутри, где он придумывает сюжеты, рассказывает о закулисной жизни нашего театра. Мы с ним часто вместе ездим в мэрию, говорим о том, что нужно улучшить, отремонтировать, построить, организовать в преддверии столетнего юбилея Театра сатиры. Мы обсуждаем и творческие вопросы. Он приходит, смотрит прогоны спектаклей, делает замечания и артистам, и мне, советует, что хорошо бы исправить.
— Вы можете с ним спорить?
— Зачем? У нас вообще никто ни с кем не спорит, мы ведем диалог. Ведь все мы делаем одно дело.
— С декабря 2021 года к Театру сатиры присоединили «Прогресс Сцену Армена Джигарханяна». Теперь в вашей театральной семье 121 актер, верно?
— Верно, но в нашу семью входят не только актеры, а абсолютно все, включая технических сотрудников. В общей сложности коллектив — это 450 человек.
— И всех этих людей вы считаете своей семьей?
— Безусловно! Знаете, как приятно, когда ты снимаешь пальто, и вдруг у тебя невольно завязывается разговор с гардеробщицей о сегодняшнем спектакле, об актерах, что в нем заняты. Это же замечательно, когда любой человек в театре может поддержать беседу такого толка.
— Глас народа?
— Нет, глас нашего дома, я бы так сказал.
— Вас на самом деле это интересует?
— Еще как. Признаюсь, у меня была даже идея, возможно, скоро мы доберемся до этого: чтобы очередную пьесу, которую беремся ставить, в самом начале читали не только актеры, а весь театр — техники, гардеробщики, уборщицы, дворники... Чтобы каждый знал, что происходит в нашей творческой жизни, чем живет, чем дышит театр.
На мой взгляд, такой подход очень важен. Не будем забывать историю — первые появившиеся театры были домашними. Люди, которые их финансировали, нередко сами писали пьесы и сами вместе со своими домочадцами выходили на сцену. То есть все, кто жил в доме, были заняты в творческом действе.
Я, может, говорю вещи, слишком оторванные от реальности, но моя главная мысль в том, что надо стремиться объединять вокруг себя людей близких, и идеологически, и энергетически. Посмотрите, в нашем театре есть артисты, которые проработали в нем 50, 60 лет. Вера Кузьминична Васильева — 75 лет на этой сцене! И все они называют Театр сатиры своим домом, все без исключения. Их не надо подталкивать к этому. И это правильно. Год назад, например, труппу решил покинуть один артист, но недавно он пришел и сказал: «Возьмите, пожалуйста, меня обратно, потому что не могу жить без своего дома». И я его понимаю. В нашей профессии иначе быть не может. Нельзя прийти в театр, загримироваться, надеть парик, наклеить усы, отыграть свою роль и вечером уйти. Игра в театре — это не выключатель: пришел в театр — включил его, вышел после спектакля — выключил. Актер обязан жить театром, как сейчас принято говорить, — «двадцать четыре на семь».
— Хорошо. Объясните, зачем люди приходят в театр — посмотреть на всех этих загримированных взрослых мужчин и женщин, говорящих часто не своими голосами?
— Чтобы увидеть себя.
— Увидеть себя?
— А что же еще? Театр и создавался по этой причине. Я уже упомянул про первые театры, которые были домашними. А появляться они начали, по сути, лишь потому, что какому-то королю или вельможе пришли в голову идея, желание, чтобы поставили спектакль о его жизни, разыграли ее: «Вот я и моя жена — покажите нас, а мы посмотрим на себя со стороны!» Поверьте, людям очень важен этот взгляд. Уверен, именно это толкает их идти в театр. Именно так, к слову, появляются и любимые актеры. Если вы возьметесь проанализировать, то обнаружите, что ваши любимые артисты — те, кто сходится с вами энергетически. Возможно, вы не стопроцентно похожи. Возможно, вам только хотелось бы таким быть. Но как бы то ни было, ваш любимый актер — это всегда человек не чужого вам круга.
— Продолжите, пожалуйста, фразу: «Я хочу, чтобы зритель, выходя из моего театра...»
— ...не остался равнодушным к тому, что он увидел. Если ему все понравилось — прекрасно. Если нет, это тоже нормальная реакция, рабочая, деловая. Причем добавлю — реакция на увиденное может случиться во время спектакля, а может посетить вас через два дня после него, самое плохое — если реакции вовсе не было. Если зритель пришел в театр, посмотрел спектакль и ничего внутри не екнуло, это означает одно: он не увидел себя в этом спектакле. Если бы увидел в нем себя со стороны, это не могло бы не задеть. Когда задело — начинается сложный внутренний процесс согласия или несогласия с персонажами... В этом великая сила искусства. Глубоко убежден, что самый страшный приговор любому искусству, это когда оно оставляет человека равнодушным.