Иконописец, чудак из деревни и панк: кто творит в резиденции «Гаража»
В Москве идет невиданный для современной России эксперимент. Кураторы «Гаража» расселили 15 художников под одной крышей, обеспечили их стипендией, пропитанием и сказали: «творите». Татьяна Столяр и Маша Комарова изучили жизнь «арт-общаги» и ее обитателей.
На задворках ВДНХ, в свежеотремонтированном постконструктивистском здании 1939 года накрыт стол с яствами, ничуть не уступающими тем, что подают на свадьбах в соседнем ресторане «Московское небо». Пир проходит в светлой гостиной, на стене которой висит надгробная плита с надписью «Предмет современного искусства». За столом сидят 15 человек, идентифицирующих себя как художники. Каждый время от времени поглядывает на мягкий сыр, на лоснящуюся ветчину, на уже остывшие лепешки со шпинатом, но никто не ест. Потому что они — представители современного искусства. А в современном искусстве, как известно, содержание главенствует над формой. И поиски содержания, а точнее смысла, важнее для творцов, чем еда. Поэтому они, прямо как иные брачующиеся в соседнем ЗАГСе, ломают голову над смыслом своего совместного сосуществования.
Если продолжить свадебные метафоры, то имеется на посиделках и тамада. Худой, интеллигентного вида брюнет в свитшоте. Он подходит к собравшимся, передавая им микрофон, а еще следит, чтобы оператор все тщательно документировал на камеру. Но в отличие от настоящего тамады ведущий сыплет не сальными шутками, а сложными терминами из словаря современного искусства. Потому что это Валентин Дьяконов, куратор Музея «Гараж» и второго набора мастерских, который модерирует дискуссию «Резиденция как приключение. Стратегия художника и локальный контекст».
Мы подождали, пока закончится это чинное заседание, и напросились к художникам в гости, чтобы выяснить, кто сегодня в России занимается современным искусством.
Устина Яковлева, 32 года, Москва
В углу мастерской в синем бархатном платье и тапочках в тон сидит девушка с длинным хвостом и пяльцами в руках. Это номер пять в рейтинге молодых российских художников в 2019 году, по версии InArt. Ее зовут Устина Яковлева, и она делает примерно то же самое, что и ее прабабушка 100 лет назад, только тогда это называлось рукоделием, а сейчас — современным искусством. «Когда мы открывали выставку в арт-резиденции в деревне Чакола под Архангельском, ко мне подходили местные и говорили: "Ой, ну слава богу, у вас-то все понятное, а то мы уже насмотрелись этого современного искусства"».
Устина вышивает по фотографиям озер, которые она сделала под Архангельском, и делает пейзажные композиции из ниток. С городом в устье Северной Двины у нее особая связь через прабабушку, которая некогда прямо из деревни попала в Архангельск на ярмарку и была очень впечатлена. Поэтому все работы Устины пронизаны любовью к русскому Северу. Сама она родилась в Москве, но корни — из Республики Коми. У нее все получается по наитию, она никогда заранее не вкладывает смысл в работы, зато потом с интересом вслушивается в трактовки окружающих. Кто-то видит в ее кружевах отсылки к соловецкому лабиринту, кто-то — к алмазным раскопкам, но она только улыбается в ответ и говорит, что «видимо, интуитивно находит какие-то чувствительные для каждого точки».
Яковлева максимально далека от стереотипного представления о современном художнике. Она спокойная, даже сдержанная, максимально не выпячивающая свое «я», в своих бархатных нарядах и расшитых мамой халатах, словно не из этого времени. Отчасти ее образ становится понятнее, когда узнаешь биографию. До того, как стать современным художником, Яковлева преподавала ИЗО в обычных школах, моталась из Свиблово в Коньково. Как-то после занятий масляной живописью друг затащил ее в свободные мастерские при ММОМА (Школа современного искусства при московском музее современного искусства. — «РБК Стиль»): «голова взорвалась от увиденного». И понеслось.
Устина сообщает, что «на последние деньги» съездила на Art Basel и Art Basel Miami Beach, от которых у нее остались такие же незабываемые впечатления, как некогда у ее прабабушки, чудом оказавшейся в Архангельске. «Странное ощущение, когда видишь работы музейного уровня, которые можно купить, как в магазине. Особенно странно мне было в Майами, где сама обстановка коммерциализирована: много мышц, много открытого тела, силиконовых выпуклостей, и все искусство такое яркое, инстаграмоемкое. Мне кажется, художнику полезно на ярмарки ездить — очень отрезвляет».
Групповые выставки: «Russian Renaissance», Brot Kunsthalle, Вена, Австрия. 2011: «No Translation», Международный культурный проект «Арт-Резиденция», Москва. «Русский пейзаж», Галерея M&U Guelman, Москва. 2010: «Do not Disturb», II Московская биеннале современного искусства «Стой! Кто идет?», «Наука 254», Москва.
Мария Обухова, 33 года, Москва
Мы встретились с Марией, когда в ММОМА шла ее первая персональная выставка «Повелители мух». Из ее мастерской, где все было аккуратно разложено по полочкам, в здание на Гоголевском бульваре перекочевали причудливые звери из лоскутков, мишки-вуду. Спокойная и чуть застенчивая художница готовила проект больше четырех лет.
«Вышивкой я увлеклась после рождения первого ребенка. Не знаю, как это получилось, просто мне понравилось визуально. Захотелось попробовать, понять, как это. Вышивать я научилась благодаря интернету. Смотрела видео на YouTube, потом сходила на мастер-класс "Живопись иглой"… Вышивание меня успокаивает. А в современное искусство меня втянул друг. Как-то он рассказал мне про ИПСИ (Институт проблем современного искусства. — «РБК Стиль»), что там много внимания уделяют философии, всему такому, мне стало интересно».
У Марии есть своеобразный манифест. Художница уверена: все, что с нами когда-либо происходило в прошлом, влияет на нас, образует новые «шрамы», посредством которых меняемся и мы.
«Это нашло свое отражение в технике, в которой я работаю. Нитки проникают в ткань, разрушают ее и одновременно создают новый материал. Так же, как шрам: травмированная вышивкой ткань застывает в шраме, образуя новый материал, новую форму».
Вышивки из леопардовых лоскутков — часть проекта про детей. Обухова представляет их как прослойку общества, у которой есть собственные ритуалы, правила, игры. «Во-первых, это немного рифмуется с первобытными рисунками. Во-вторых, у меня идет работа с поведенческими теориями, потому что у детей свое общество, иерархия, есть агрессоры, жертвы».
Выставки: Фестиваль видеоарта «Сейчас & Потом 13» (Московский музей современного искусства, 2013), «At home, roots, borders, memories» (VEGAPUNK, Милан, 2015), «Vesica piscis» (Зверевский центр современного искусства, Москва, 2017), «Там, где никому не снятся сны» (Московский музей современного искусства, 2017), «Моя прелесть. Волосы» (Московский музей современного искусства, 2018).
Ася Заславская, 21 год, Москва
В самую светлую мастерскую ведет дверь с каллиграфическими серебряными инициалами А.З. За дверью ждет светловолосая, похожая на школьницу художница. Ася — самая младшая из набора, и к ней все относятся немного снисходительно. Играет свою роль и тот факт, что она дочь ректора ГИТИСа Григория Заславского, упоминания о чем Ася, вероятно, очень не любит. Сегодня у нее последний день каникул, завтра она возвращается в МАРШ (Московская архитектурная школа. — «РБК Стиль»), где учится на архитектора. Впрочем, бэкграунд Заславской никак не отражается в ее работах, которых к 21 году она сделала немало.
«У меня нет никаких кавказских корней, но я много работаю с темой Кавказа», — говорит она. Все началось с симпозиума «Кавказ next», где художница провела шестичасовой перформанс по мотивам осетинской свадебной традиции. Согласно обряду, на торжестве имеют право веселиться и праздновать все, кроме невесты. Она должна стоять в углу все действо, молчать, не есть, не пить, не двигаться — в знак уважения к родственникам мужа. Надо учесть, что свадьбы чаще всего длятся около восьми часов.
«Я выстояла из восьми запланированных часов шесть. Потом у меня начались галлюцинации, и я поняла, что пора заканчивать. После этого моя жизнь разделилась на до и после, поскольку, когда ты осознанно стоишь, молчишь и ждешь окончания, считаешь минуты, секунды, смотришь на все, вокруг тебя практически ничего не происходит, жизнь проходит. Ко мне подходили и говорили: «Как так, что это такое? Вообще-то невеста в этот момент счастлива. Свадьбы настоящей не было, ты не была счастлива и не могла ощутить это без жениха. Это неправильно».
Интересуют Асю не только удаленные от центра республики, но и такие же районы, где она исследует повседневную жизнь людей и традиции. В Лефортово она обнаружила, что вся жизнь протекает за унылыми дверями подъездов. «Люди внутри подъездов обмениваются вещами: они вешают старые халаты, некоторые вещи рваные, но большинство жителей останавливается и все рассматривает. Они обмениваются вещами, как подарками. Потом оказалось, что там много чего осталось с праздников: гирлянды, открытки, шарики».
Готовясь к каждому проекту, Ася проделывает тщательный поиск: все, как учат в школах современного искусства. А в особо опасные экспедиции — например, на Кавказ — отправляется в сопровождении родителей. Если перевести восторженность Аси по поводу современного искусства в электроэнергию, ее хватит, чтобы осветить всю ВДНХ.
Групповые выставки: «Аланика. Метод эксперимента» (Государственный центр современного искусства, Владикавказ, 2016), «Иные» (Центр современного искусства, Грозный, 2017), «РАЙON.0» (Музей Москвы, 2019), «Мы не знаем, что это было и чем это закончится» (VP Studio, Москва, 2019).