Грехи наших отцов: как потомки нацистов относятся к своей семейной истории и прошлому
Даже через много десятилетий после падения Третьего рейха его наследникам по-прежнему приходится вырабатывать личное отношение к прошлому, преодолевая культуру молчания и и боль от погружения в страшные подробности фамильной биографии. Исследователь истории XX века Василий Легейдо рассказывает о выборе, вставшем перед потомками нацистов и военных преступников: игнорировать неприглядные факты о своих отцах и дедах или разделить семейную ответственность за страдания миллионов.
В годы, последовавшие за окончанием Второй мировой войны и распадом Третьего рейха, тема травматичного прошлого остро вставала не только перед непосредственными участниками тех событий, но и перед их детьми и внуками. Многие потомки жертв и очевидцев Холокоста испытывали те же симптомы посттравматического стрессового расстройства, что и их старшие родственники, хотя выросли и родились уже после геноцида. Свое отношение к преступлениям нацистской Германии пришлось вырабатывать и наследникам с другой стороны — потомкам высокопоставленных членов НСДАП, комендантов концлагерей и прочих пособников режима, ответственных за массовые убийства и другие преступления.
«Чувство вины трудно объяснить, — признался внук коменданта Освенцима Рудольфа Хёсса Райнер. — Нет никакой причины, почему я должен его испытывать, но оно все равно постоянно присутствует у меня в голове. Мне стыдно за то, что мой дед и моя семья сделали с тысячами других семей. Начинаешь задаваться вопросом: если им пришлось умереть, то почему я жив? Чтобы нести на себе груз этой вины, чтобы пытаться примириться с ним. Это единственная причина, почему я живу: чтобы сделать то, что должен был сделать он».
Райнер Хёсс родился 25 мая 1965 года — больше чем через 18 лет после казни его деда, признанного Верховным национальным трибуналом в Польше виновным в массовых убийствах. Отец Райнера, один из пятерых детей коменданта Освенцима, не соглашался с вердиктом, даже когда масштабы преступлений нацистов раскрылись благодаря многочисленным доказательствам и свидетельским показаниям. Райнеру, резко осуждавшему деятельность деда и идеологию, которой тот служил, из-за разногласий пришлось прекратить общение с родственниками. Те по-прежнему считали Рудольфа жертвой «правосудия победителей» и «посланником мира». Хёсс-млашдший посвятил себя поддержке выживших узников концлагерей и борьбе с отрицателями Холокоста.
Отношение Райнера Хёсса к семейной истории — один из двух основных вариантов реакции потомков нацистов на то, чем занимались их предки. В отличие от него многие другие наследники политических и военных деятелей Третьего рейха не могут смириться с тем, что их близкие люди творили ужасные вещи. Они, как и остальные члены семьи Хёсса, кроме Райнера, впадают в отрицание, идеализируют родственников, что бы ни говорили их жертвы и сообщники, следователи и историки. Именно так всю жизнь пыталась обелить отца Эдда Геринг — дочь рейхсмаршала, министра авиации, одного из организаторов «окончательного решения еврейского вопроса» и официального наследника Гитлера Германа Геринга.
Для родившейся в 1938 году женщины отец навсегда остался щедрым и заботливым человеком, при жизни которого она купалась в роскоши и наслаждалась заботой. Союзников, из-за приближения которых Эдде и ее матери, второй жене Геринга Эмми пришлось в январе 1945-го покинуть огромное имение Каринхалл, она, наоборот, считала жестокими и циничными. Проработав большую часть взрослой жизни медсестрой в больнице, все свободное время она посвящала сбору материалов об отце и общению с пронацистскими организациями, действовавшими в Германии во второй половине XX века.
«Мой отец не был фанатиком, — уверяла Эдда. — По его глазам всегда было видно, что на самом деле он миролюбивый человек. Я очень его любила, а он любил меня».
Автор книги «Дети нацистов» Таня Краснянская рассказывает, как дочь Геринга «отказывалась считать его одним из инициаторов Холокоста и жила затворницей в маленькой квартирке в Мюнхене, которую превратила в музей памяти отца». Журналист Питер Уайден приводит свидетельства о том, как уже в конце 1970-х Эдда организовывала мероприятия, посвященные отцу и Гитлеру, куда приглашала высокопоставленных нацистских офицеров. В 2015-м 76-летняя Геринг подала к парламенту Баварии иск с требованием вернуть ей имущество отца, конфискованное после войны, но получила отказ.
Невозможность отделить опыт личного общения с человеком от представлений о его убеждениях и профессиональной деятельности помешал многим потомкам нацистов и других военных преступников рационально осмыслить, какими на самом деле были их отцы и деды. Однако даже те, кому это все-таки удалось, далеко не всегда могли разобраться, как реагировать на то, чем занимались их родственники. Должны ли они разделять ответственность за их преступления? И если да, то не подтверят ли они таким образом установки самих нацистов, ставивших превыше всего генетику и интерпретировавших человека через происхождение? Как можно примириться с самим собой, если собственное существование невыносимо из-за того, что сделал кто-то другой?
Все эти вопросы вынуждают наследников нацистов снова и снова обращаться к прошлому в надежде найти способ нормально существовать в будущем.
Экстремальный выбор: разрыв связей или безотчетная любовь
Одним из самых наглядных примеров разных подходов к примирению потомков нацистов с наследием родителей можно считать документальный фильм британского юриста, активиста и писателя Филиппа Сэндса «Нацистское наследие. Что сделали наши отцы» 2015 года. В нем Сэндс общается с сыновьями двух известных функционеров Третьего рейха: генерал-губернатора оккупированной Польши Ганса Франка и генерал-губернатора дистриктов Галиция и Краков Отто Вехтера. Большая часть фильма посвящена беседам Сэндса с Никласом Франком и Хорстом Вехтером о том, как они относятся к тому, чем занимались их отцы.
Самого Сэндса с Холокостом тоже связывало кровное родство: его дед был евреем и жил во Львове, а большинство его родственников погибли в гетто и концлагерях. В разговорах героев фильма с потомком жертв их родителей проявились противоположные стратегии преодоления семейного прошлого.
Франк-младший осудил деятельность нацистов так же резко, как Райнер Хёсс, стал журналистом и посвятил преступлениям своей семьи несколько книг. В бумажнике он хранил снимок отца после повешения. На вопрос, для чего он постоянно держит при себе эту фотографию, Никлас ответил: «Потому что мне нравится, что на ней изображено — его труп». Ненависть Франка-младшего к отцу порой достигала абсурда. Таня Краснянская в «Детях нацистов» передавала признание Никласа в том, что в годовщину смерти Франк-старшего он мастурбировал перед его фотографией или представлял, как расчленяет его тело.
«Его подстегивает ненависть к родителям и к тому, что они делали, — говорит про Франка-младшего писатель и исследователь Ноа Берлацкий. — Ненависть, которая, по его собственным словам, коренилась в отвергнутой любви. Его мать никогда не обнимала его и никак не проявляла свои чувства. Об отце он рассказывал, что за время своих исследований неизменно пытался найти хоть один его хороший поступок. Хоть одно доказательство того, что тот хотя бы один раз попытался спасти хотя бы одного человека. Но ничего подобного найти ему не удалось».
Вехтер-младший, наоборот, идеализировал отца. Как и дочь Геринга он отказывался верить, что Отто совершал то, в чем его обвинили: санкционировал массовые убийства и депортации евреев на подконтрольных ему территориях. Хорст утверждал, что его отец был «хорошим нацистом», не разделял «установок, по которым другие расы располагались ниже арийцев» и никогда не позволял себя антисемитских высказываний.