Герой не супер
У Джоша Хартнетта намечается интересный год. В марте он появится на экране в новом фильме Гая Ричи «Операция «Фортуна»: Искусство побеждать». Потом будет британский сериал «Индекс страха» по Роберту Харрису — про политику и хедж-фонды. Кое-что об этом актер сам рассказал GQ.
Когда-то из Хартнетта пытались сделать тинейджерского идола, кинозвезду, секс-символа и все такое скучное, но он был сильно против. Теперь уже не пытаются, зато сам Джош без фанфар остается в профессии и ритмично снимается в боевичках, которые никто не смотрит (за деньги) и у хороших режиссеров (для истории). Когда Джош теперь случайно натыкается на светского фотографа, оба начинают энергично крутить пальцем у виска, как в том анекдоте про двух евреев.
Тинейджерские идолы, папарацци… чего это нас в архаику понесло? Наше время вообще не про это. Скорее про то, что новый фильм какого-нибудь Джармуша и тиктоки с миллионами просмотров — нынче как бы явления одного порядка. Хартнетт в этой атомизированной среде странным образом на своем месте. Актер давно доказал, что кино — такая же работа, как все другие. Не хуже, но и не лучше щелканья селфачей на палочке или подметания улиц. И делать ее можно когда и с кем захочется.
Кстати, попробуйте сформулировать: что такое массовый кинематограф третьего десятилетия XXI века? Современным режиссерам не дано предугадать, как их киношка отзовется. Вопрос: «Сколько человек посмотрит мой новый экспрессионистский шедевр, навеянный Лангом и Куросавой, сидючи на унитазе с треснутым айпадом в руках?» Ответ: немало так. Кому теперь придет в голову фраза «голливудская карьера»? Или там «забота об имидже»? Морщинистым пиар-динозаврам из западного Лос-Анджелеса? Даже они давно позабыли, кого и в какой журнал им надо продать. И почему больше никто не хочет потолковать с ними про странные вкусы поколения XYZ за чашечкой мартини.
Хартнетт — тот парень, который в один прекрасный момент усвоил древнюю профессиональную истину, которая гласит: изображать из себя нечто большее, чем просто человека, изображающего других людей, — чистый блеф. И еще кое-что: спокойно и с достоинством сторониться левых голливудских активностей и «всей этой суеты» можно, даже не будучи опоздавшим на полвека «бунтарем без причины» — ЛаБафом, Ферлонгом, Франко и прочими смешными.
Когда Джош лет на пятнадцать исчез из так называемого большого кино, в этом его поступке вообще не было ничего барочного. Никакой затворнической шизы — какая из него Гарбо? Уходить из профессии, как Кэмерон Диас, он тоже не собирался. Некоторые разводят лошадей или чинят сантехнику, Джош работает актером. Такая же профессия, как другие. Платят больше, и горячие обеды бесплатные. Где ты работаешь, как часто и сколько наивных балбесов, любящих следить за движущимися картинками и испытывать про них чувства, это увидят, несущественно. Для самого Джоша, во всяком случае. «Я ведь всегда работаю, — говорит он. — Четверть века в этом бизнесе, и мне все еще звонят с предложениями. Везение, как ни крути».