Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Сергей Степин. Без обид
Каждый раз после очередного провала я преодолевал себя, не просто вставал с колен, а буквально отжимался от земли. Чтобы не потерять веру, убеждал себя: это всего лишь опыт. Пусть неудачный, но опыт...
Сергей, как у тульского парня появилась страсть к театру? Ваша семья никак не связана с творчеством.
— Да, я родился в семье, никак не связанной с творческими профессиями. Родители работали на заводе: мама делала самовары, папа комбайны. Хотя был один человек в нашем роду, у которого было творческое увлечение, это брат моего деда по маминой линии. Небедный человек, во владении которого находились огромные яблоневые сады и даже мельница. Но еще он занимался фотографией. Несколько карточек, датированных 1900 годами, перешли ко мне по наследству. Некоторые из них, конечно, потрепались, но там можно прочесть надписи, например: «Рады приветствовать Ваше сиятельство на нашем празднике». Он снимал свою комнату, природу, сады, деревенских баб... Вот, собственно, и все, что связывает мою семью с творчеством.
В моей биографии все началось с музыки. Я, как девяносто процентов ребят середины семидесятых, мечтал быть участником какого-нибудь ВИА. Если в компании кто-то неплохо пел, кто-то играл на гитаре, а кто-то знал аж четыре аккорда — этого было достаточно, чтобы организовать самодеятельный ансамбль. Однажды ко мне пришел друг и спросил, не хочу ли я играть на барабанах. А это же просто мечта! Но для того чтобы хотя бы дотронуться до заветных палочек, нужно было поиграть на балалайке в оркестре народных инструментов. Пошел учиться в музыкальный кружок. Если честно, балалайка не самый солидный инструмент, когда тебе кажется, что ты уже взрослый, девчонки обращают внимание. Но пришлось согласиться, потом уже были барабаны и классическая гитара. А когда у нас во Дворце пионеров открылся набор в джазовый оркестр, я впервые увидел саксофон, который меня буквально заворожил, научился играть на нем, потом на кларнете и на джазовых барабанах. Позже мы с друзьями создали ВИА с громким названием «Эхо времени».
Ну а моя страсть к театру началась с удивительной истории. Во времена нашего детства администрация школы устраивала обязательные культмассовые мероприятия, в том числе и походы в театр. Так в седьмом классе мы попали на спектакль про декабристов — не самая молодежная история, но я был поражен до глубины души и игрой актеров, и самим действом на сцене. Пока остальные дети носились по фойе и бежали в буфет за пирожками, я, переборов свою природную стеснительность, нашел режиссера Владимира Александровича Богатырева и высказав свое восхищение, попросился к нему на занятия. Тот ответил: «Прекрасно. Но ты еще слишком молод, приходи на следующий год». В следующем году я действительно поступил в его студию при театре. К сожалению, спустя четыре занятия наш педагог решился на переезд из Тулы, а студию закрыли. Тем не менее я успел одной рукой прикоснуться к актерству и узнал некоторые закулисные технические моменты. Понял, что значит учить текст, что нужно оставаться в форме и что бы ни произошло, артист должен выйти на сцену, хотя мне так и не довелось туда ступить. Спустя тридцать лет я нашел Владимира Александровича в РАМТе. Конечно, он меня не вспомнил, хотя про нашу студию не забыл. В любом случае, я поблагодарил этого человека, который оказался спичкой, зажегшей в моем сердце любовь к театру.
Уже к концу девятого класса я точно знал, что в моей жизни есть два пути: музыка или театр. Кстати, учился я средне, но набирал баллы за счет артистизма. Мне нравилось учить литературные произведения и стихи. Иногда учительница по нескольку раз просила продекламировать какое-то стихотворение, заканчивалось все аплодисментами. Любой предмет можно рассказать, если ты делаешь это уверенно и с выражением. Помню, на экзамене по английскому мне достался билет с вопросом про какой-то пленум КПСС и продовольственную программу. Как открыл его, за голову схватился, думаю: «Господи, как же я это отвечать буду?» К счастью, нам разрешали передать мысль любыми словами, без зубрежки. Я рассказывал, ничего толком не понимая, но с таким артистизмом, что ответил на отлично. Параллельно с учебой в школе играл в оркестре. Мы давали небольшие концерты, работали на танцах и немного зарабатывали. У нас был замечательный вокалист и очень красивый парень Андрей, с длинными черными волосами, спадающими с плеч. Я со своим носом не очень вписывался в эту идиллию красоты. Конечно, были и девчонки, мы дружили, но в то время нам гораздо интереснее было говорить о работе, о музыке. Я как-то не очень женихался, к тому же был стеснительным.
— Чем занялись после окончания школы и как попали на театральную сцену?
— У меня оставалась пара месяцев до армии, так что сначала пошел работать на завод, где трудилась мама, делал самовары. Потом началась служба в Казахстане. Очень хорошо помню, как уже ближе к дембелю стоял на посту. Была холодная зима, и я, кутаясь в воротник шинели, впервые задался вопросом, что делать дальше. Можно, конечно, продолжить музыкальную карьеру. Но у нас профессиональным потолком было выступать в ресторане и хорошо этим зарабатывать, тем более что игра на гитаре приносила мне удовольствие. Ну а дальше-то что? Меня этот вопрос очень смутил. Второй вариант — не отказываться от своей мечты покорить театральную сцену. Театру можно посвятить всю жизнь. И как-то очень легко я выбрал второй путь, после этого все завертелось... Вернувшись из армии, отправился искать работу в театрах. Просто подходил к руководству и говорил: «Здравствуйте! Я хочу работать у вас, кем угодно». В Театре драмы для меня места не нашлось, а вот в Тульский ТЮЗ приняли... осветителем. Там же звуковиком работал мой приятель Валера Сальков. Вместе мы записались в театральную студию и настолько втянулись в это дело, что каждую свободную минуту проводили там. Причем мы не только репетировали и выходили на сцену, но и своими руками собирали, разбирали и красили декорации, шили одежду, мастерили реквизит. Поэтому до сих пор мне несложно помочь монтировщикам с декорацией или привести в порядок и сложить свой костюм. В студии за нас это было делать некому, ты сам отвечаешь за свой реквизит. Параллельно я продолжал играть в оркестре. Старался везде успевать, пока меня не поставили перед выбором. На тот момент мы уже делали спектакли и выходили на сцену. Однажды руководители оркестра мне сообщают, что послезавтра концерт, нужно репетировать с группой. Говорю: «Вы извините, но сегодня у меня спектакль и я должен уйти пораньше». В итоге они запирают нас в репетиционном зале, а сами уходят. Ключа нет, но я понимаю, что мне нужно любыми путями выбраться отсюда. Поэтому вылез через форточку и сбежал. Было не страшно, что отругают, даже что выгонят. Главное — успеть в театр. Для меня пропустить спектакль было верхом неуважения к искусству. Потом пожурили, но ничего страшного не произошло. В конце концов все поняли, что я пойду по актерской дороге. Педагоги нашли в себе силы это принять и больше мне никогда не препятствовали.
К моменту поступления я уже был достаточно известным артистом в Туле, играл в «Ромео и Джульетте», на спектакль «Сирано де Бержерак» вообще билетов было не достать. Дело, конечно, не во мне, у нас в студии был прекрасный мастер, режиссер и актер Александр Константинович Белов. Я до сих пор пытаюсь осмыслить его методы работы. Представьте, мы репетируем спектакль, ни о каких вахтерах тогда не было и речи, вдруг открываются двери и заходят ребята-металлисты, в цепях, накрашенные:
— Ну, че тут у вас, театр, что ль?
Мы в шоке и уже готовы броситься в драку, выкидывать их, но Белов поворачивается и говорит:
— Да, театр. Садитесь, ребята... А вы продолжайте работать. Репетируем!
Те посидели и ушли, на следующий день опять приходят, потом еще через день. И вы знаете, с каждым приходом их прически становились все человечнее и человечнее. Через три месяца наши металлисты вышли на сцену со шпагами. Нам потребовалась массовка, и они с удовольствием принялись постигать азы фехтования. Потом им доверили говорить пару слов, и они даже фразу «Здравствуйте, проходите» репетировали со всей ответственностью, стоя за кулисами. Вот так наш мастер совершил чудо, изменив уличных хулиганов. Театр — это волшебство.
— Театральная студия — это хорошо, но как же образование?
— Моя история с поступлением в театральные вузы длилась лет пять. Чтобы не терять времени, поступил в Тульское культпросвет училище. Ну а во время вступительных экзаменов сначала атаковал московские институты, так как там просмотры начинались раньше, потом ездил в другие города. Максимум доходил до второго тура. Сейчас я, конечно, понимаю, что выбрал для поступления очень странную программу, с которой обычно выпускаются из театрального института: читал шекспировского Гамлета и финальный монолог Сирано... Тогда мне это казалось сильным, а на самом деле в студенчестве даже прикасаться к таким произведениям не стоит. Ну нет у двадцатилетнего парня ни опыта, ни жизненного груза. Поступать нужно с басней. Но проблема моя заключалась не только в репертуаре. В школе кроме всего прочего я занимался боксом, бегом, тяжелой атлетикой и классической борьбой. Как результат — искривление перегородки носа. Когда в очередной раз слетел со второго тура театрального института в Нижнем Новгороде, после экзамена нашел педагога и спросил, в чем же дело, та ответила: «Понимаете, Сергей, вы слишком сильно говорите в нос». Конечно, были слезы и разочарование. У меня не было плана на будущее, я даже не допускал мысли, что что-то может не получиться. Приехав в Тулу и понимая, что мой срок для поступления подходит к концу, пошел в больницу. Там объявили: «Вам нужна операция на нос. Но зачем? Миллионы людей живут с этим». Я настоял на хирургическом вмешательстве. Как сейчас помню, вкололи обезболивающее, причем я все слышал, вплоть до хруста хрящей, а врач стоит надо мной, ломает мой нос и приговаривает: «Все же нормально было! Вот зачем тебе это нужно?» Всю операцию причитал. Отходил я очень тяжело, понимал, что операция — это половина дела, нужно больше заниматься. Как раз в это время в Тулу приехал Саратовский кукольный театр. Я подружился с одним из актеров — Алексеем Журавлевым. Однажды он сказал: «Ребята, а приезжайте к нам поступать на театральный факультет». Я задумался: ведь на самом деле из этого учебного заведения вышло много звезд — Владимир Конкин, Олег Янковский... Решение было принято мгновенно — ехать! Мне на момент поступления было двадцать три года, можно сказать, влетел в последний вагон. Так многолетние попытки и мытарства наконец увенчались успехом. А ведь каждый раз после очередного провала я преодолевал себя, не просто вставал с колен, а буквально отжимался от земли. Чтобы не потерять веру, убеждал себя: это всего лишь опыт. Пусть неудачный, но опыт... И с каждым годом мне все больше требовалось сил, чтобы избавиться от страха перед экзаменом.