«Это ненадолго, мы скоро вернемся»: отрывок из мемуаров об отъезде из России
Ольга Чернова-Андреева эмигрировала дважды: в 1900-е — с родителями, членами партии эсеров, и в 1920-е — уже после неоднократных арестов и заключения на Лубянке. С разрешения издательства «Редакция Елены Шубиной (АСТ)» публикуем отрывок, в котором она прощается с Москвой, покидая ее навсегда
Ольга Чернова (в замужестве Андреева) — падчерица Виктора Чернова, лидера и идеолога партии эсеров. Детство Ольга провела в Италии; юность — в голодной и холодной России после Февральской революции. В своих мемуарах «Холодная весна. Годы изгнаний: 1907–1921» Ольга Чернова-Андреева подробно описывает скитания по стране, аресты, допросы и новый отъезд из России.
Весной я вдруг очень ослабела. Долгие походы из Серебряного Бора в Москву стали выше моих сил. Наташа забеспокоилась и настояла, чтобы я пошла к постоянному врачу, обслуживавшему Серебряный Бор. Доктор выяснил, что у меня небольшие проблемы с сердцем, и посоветовал немедленно прекратить работать. Все в 1-й колонии были полны сочувствия. Алиса Вебер сказала, что я могу остаться в Серебряном Бору на время болезни, но встревоженная Пешкова потребовала, чтобы и я, и Наташа оставили работу и переехали в Москву. У Винавера была трехкомнатная квартира в городе, и он пригласил нас поселиться у него. Мы с радостью приняли это предложение — в обществе Винавера мы всегда чувствовали себя легко и свободно. Было решено, что Адя останется в 3-й колонии, чему она была очень рада.
Михаил Львович Винавер, по происхождению поляк, был человеком очень высокой культуры и хорошего вкуса. Он сохранил польское гражданство и часто ездил в Варшаву, где жила его жена. Он был меньшевиком, и у него были тесные связи с польскими социал-демократами.
Нам с Наташей очень понравилось жить у Винавера. Чтобы отплатить ему за гостеприимство, мы взяли на себя хозяйские обязанности и работу по дому. В доме всегда было полно гостей, нам это напоминало виллу «Арианна». Политическим, только что освобожденным из тюрьмы, давали приют, и это разумелось само собой.
В те годы по настоянию Красного Креста политзаключенных еще освобождали. У Винавера и Пешковой, как у сопредседателей Красного Креста, была политическая неприкосновенность. Позже, в 1938 году, на пике сталинского террора Винавера арестовали в поезде, едущем в Орел, и он исчез навсегда. Пешкова выжила — вероятно, благодаря связям с Горьким.
Я помню некоторых из этих людей, только что выпущенных из тюрьмы. У них были такие лица, как будто они долго сидели в темноте и вдруг им разрешили выйти на яркий солнечный свет. Среди них были социалисты, эсеры, меньшевики. Другие назывались просто — контрреволюционеры. Я помню одну из них, молодую и привлекательную девушку-монархистку, которая гордо называла себя Vendеenne (вандейкой).