Б-Г простит
Музыканту и поэту Борису Гребенщикову принято задавать сложные вопросы вроде «В чем смысл жизни?». Главный редактор Esquire Сергей Минаев и писатель Александр Цыпкин нарушили это негласное правило и узнали, почему Гребенщиков никогда не хотел быть большой звездой и что сделал, когда ею все-таки стал
СЕРГЕЙ МИНАЕВ: Все интервью с Гребенщиковым последние даже не пять, не десять и не пятнадцать лет…
БОРИС ГРЕБЕНЩИКОВ: Говори прямо – сто лет!
СЕРГЕЙ: …да, сто лет, начинаются так. Журналисты приходят к вам как к истине в последней инстанции. Хотят услышать главные слова о смысле жизни. Я говорил об этом со своим товарищем, Володей Желонкиным (главный редактор и гендиректор «Коммерсанта». – Esquire), он ответил: «С Гребенщиковым всегда так было, с 18 лет у его подъезда стояли толпы людей, которые ждали, что он выйдет и сообщит истину». Это же, наверное, надоедает – когда люди приходят к вам и говорят: «Ну, поведайте нам истину».
БОРИС: Ко мне обычно относятся как к человеку, который вряд ли будет обманывать. Но про смысл жизни у меня никогда не спрашивали. Может, по мне видно, что лучше не спрашивать? Могу сказать правду.
СЕРГЕЙ: По вам как раз видно, что лучше спросить. В одном из интервью вам задали вопрос – не устали ли вы давать концерты. Вы ответили: «Когда играешь на сцене, представь, что в зале собрались боги и герои, и ты выступаешь перед ними». Я был на пяти ваших концертах, и у меня сложилось впечатление, что вы не для зрителей играете, а для тех, кто за ними стоит.
БОРИС: Все значительно проще и интереснее. В каждом человеке, который приходит на концерт, я вижу…
АЛЕКСАНДР ЦЫПКИН: Бога и героя.
БОРИС: И богов, и героев. Я видел в зале очень странных людей. Несколько раз – Иоанна Крестителя. Много разных святых, и не только христианских. Бывает, всматриваешься в человека и понимаешь – в нем что-то есть. Если всматриваться долго, можно увидеть что. Словами можно описать одну стомиллионную того, что мы видим.
СЕРГЕЙ: О словах и языке. Поколение музыкантов нулевых старалось петь на английском, состояться на западной сцене.
БОРИС: Это страшно, когда люди пытаются состояться.
СЕРГЕЙ: Но это же было именно так.
БОРИС: Я понимаю. Я тоже с этого начинал. Первые три мои песни были на английском.
СЕРГЕЙ: С чем вы связываете сегодняшний взлет популярности песен на русском?
БОРИС: Это у молодых музыкантов нужно спрашивать.
СЕРГЕЙ: Почему популярен хип-хоп?
БОРИС: А у нас сейчас есть какой-то другой жанр?
АЛЕКСАНДР: Рок-музыка никуда не ушла в целом.
БОРИС: Ушла. С рок-музыкой прощались еще в 1970-е, когда одновременно появились диско и панк. Слово «рок» стало позорным, юмористическим.
СЕРГЕЙ: Тем не менее и в 1980-е, и в 1990-е большие рок-группы появлялись.
БОРИС: Какие?
СЕРГЕЙ: U2, Nirvana.
БОРИС: Давайте не будем про это. Люди хорошие, но это не рок.
АЛЕКСАНДР: Queen снова стали популярными после выхода фильма.
БОРИС: Queen – это электрический мюзик-холл.
СЕРГЕЙ: Вы заговорили о Queen. Год назад Артемий Троицкий сказал, что Queen вообще никакого отношения к рок-музыке не имеет, это оперетта и барокко. Вы тоже так к ним относитесь?
БОРИС: Я с Артемом не могу согласиться ни в чем.
АЛЕКСАНДР: Как у Довлатова: «Если он за, то я против, или наоборот: если он против, то я за».
БОРИС: Это мюзик-холл. В фильме «Богемская рапсодия» сказано, что они хотели создать оперу.
СЕРГЕЙ: Как вам фильм, кстати?
БОРИС: Смешно. Все эти фильмы одинаковые. Они о том, как положительные люди преодолевают легкие препятствия для того, чтобы сойтись с еще более положительными людьми и в итоге обрести полное счастье.
АЛЕКСАНДР: Если была бы возможность запретить снимать фильмы про вас, вы бы запретили?
БОРИС: Думаю, запрещать ничего нельзя. Ну снимут чушь. Это их право.