Хлебный переполох
На рынке хлебобулочных изделий нарастает нервозность. ФАС крайне негативно отреагировала на публикации о грядущем росте цен на хлеб в октябре на целых 10%: последовали проверки и даже угрозы в адрес тех, кто распространяет непроверенную информацию, тем самым подогревая рост цен на социально значимый продукт. Результат повышенного внимания антимонопольной службы к этой теме журналисты «Эксперта» почувствовали на себе: участники хлебного и мукомольного рынков впали в ступор и крайне неохотно давали комментарии.
В целом скудные отклики от игроков рынка разделились: одни считают, что никакого роста цен нет и не предвидится, другие рассказывают о повышении цен на сырье — зерно и муку, стоимость которых оказывает прямое влияние на себестоимость хлеба и его конечную цену. Российская гильдия пекарей и кондитеров (РОСПиК) считает заявление о росте цен «провокацией и враньем». «Никакого скачка цен не может быть по определению», — сообщается на сайте гильдии. Такого же мнения придерживается и ряд производителей хлеба: «Никакого повышения цен у нас нет. Цены на сырье тоже не повышались», — отмечает владелец пекарни Levin Bakehouse Илья Левин.
Некоторые опрошенные «Экспертом» производители хлебобулочных изделий рассказали, что мукомольные заводы присылают им уведомления о повышении цен на килограмм муки на один-два рубля. «Мука дорожает не каждый год, в этом году это происходит из-за роста стоимости зерна. По нашему прогнозу, пшеница еще будет дорожать, значит, и мука тоже», — говорит коммерческий директор Подольского мукомольного завода Марина Чечикова. По данным компании «СовЭкон», мука за последний месяц подорожала на тысячу рублей за тонну: с 14,2 до 15,2 тыс. рублей. Выросла и стоимость продовольственной пшеницы: в конце августа пшеница 4-го класса на внутреннем рынке стоила 10,6 тыс. рублей за тонну, а в конце июля — 9,2 тыс. рублей. Рост цен на пшеницу произошел вслед за повышением цен на мировом рынке.
По предварительным оценкам, в этом году урожай зерна в России будет на 16–20% меньше, чем в прошлом. По оценкам «СовЭкона», около 110 млн тонн зерновых, из которых на пшеницу придется примерно 68,4 млн тонн. Это по-прежнему покрывает все потребности страны в зерновых и дает возможности для экспорта — никакого дефицита зерна на внутреннем рынке не предвидится. Несмотря на это, в июле–августе экспортные цены на зерно вслед за мировыми резко скакнули вверх (c 200 до 230–235 долларов за тонну пшеницы 4-го класса FOB) на фоне негативных ожиданий по урожаю в ряде стран (см. «Эксперт» № 34 за этот года). Это привело к автоматическому росту цен на внутреннем рынке. Впрочем, сейчас цены уже отыграли назад (до 215 долларов за тонну). Более того, не исключено, что при слишком больших объемах экспорта зерна правительство повысит экспортную пошлину (сейчас она нулевая), что приведет к охлаждению ценовой конъюнктуры на внутреннем рынке (видимо, в ожидании этой меры экспортеры заметно активизировались: в августе были вывезены рекордные 5,2 млн тонн зерна).
Но даже такой существенный скачок цен на зерно, как в июле–августе, по мнению участников рынка, не должен заметно повлиять на стоимость хлеба. «В себестоимости хлеба мука составляет около 15 процентов в зависимости от рецептуры, — говорит президент РОСПиК Юрий Кацнельсон. — Составляющая стоимости зерна в булке хлеба — около трех–пяти процентов. Значит, изменение цены зерна на 20 процентов изменяет цену сырьевой (зерновой) составляющей себестоимости хлеба на 0,6–1 процента. Это несравнимо с торговой наценкой розницы, которая добавляет к стоимости хлеба 30–35 процентов».
В Минсельхозе считают, что цены на муку и зерно не оказывают существенного влияния на ценообразование хлебобулочных изделий. Основные причины реального роста цен, по мнению министерства, связаны с ростом цен на ЖКХ, топливо. Сыграет роль и повышение НДС с 18 до 20%. По данным Минсельхоза, за 2016 год потребительские цены на хлеб и хлебобулочные изделия увеличились на 5,9%, в 2017-м — на 2,7%, а в этом году темпы роста сохранятся невысокими — всего на 1,4%.
Авторынок: разгон цен продолжается
Розничные цены на свою продукцию в России в последние месяцы подняли как минимум 18 автомобильных брендов. Так, Hyundai увеличила цены на седаны Solaris и Elantra на сумму от трех до 55 тыс. рублей, на 12–35 тыс. рублей подорожал весь модельный ряд автомобилей Mazda, большинство моделей Mercedes-Benz прибавили в цене от 20 до 350 тыс. рублей, все автомобили марки Subaru подорожали на 19–70 тыс. рублей, а Toyota обновила цены на внедорожник Land Cruiser на 33–65 тыс. рублей.
Впрочем, пока рост цен нельзя назвать бурным — в среднем с начала года они увеличились на 4–5%. Прежде всего это связано с продолжающимся падением курса рубля. Производители также повышают цены в связи с грядущим ростом НДС.
Однако виновата не только валютная волатильность, но и тренд последних лет — общий рост цен на машины, которые становятся все более технологичными. К тому же автопроизводители сами стремятся двигать свою продукцию из бюджетного и массового сегментов в премиальный, где маржа более высокая. Так на Московском автосалоне 2018 представители марки Renault заявили, что они планируют делать больший упор на продажи в России дорогих моделей.
Примечательно, что продолжающийся рост цен сейчас является и одним из ключевых драйверов роста этого рынка, так как потребители стремятся приобретать машины до подорожания. Согласно статистике Ассоциации европейского бизнеса (АЕБ), по итогам августа общий рост российского авторынка составил 11% по сравнению с аналогичным периодом 2017 года. При этом некоторые марки показали весьма внушительный подъем: например, на 34% в августе прибавила в продажах koda. По итогам года рост может составить минимум 7%. При этом, по прогнозам участников рынка, будут расти и общие продажи автомобилей — в среднем на 10–15% по итогам текущего года.
Как пережить распродажу
Российские компании мечтают продать свои активы из-за их неэффективности, санкций, волатильности рубля и повышения НДС. Что касается покупателей, то их мало и с приобретением активов они не спешат.
Новое исследование EY по результатам опроса топ-менеджмента крупных частных компаний удивляет своими результатами: 84% российских респондентов заявили, что владеют активами, от которых они готовы отказаться из-за их неэффективности или действия риск-факторов. При этом лишь 32% опрошенных готовы активы покупать. О причинах такого разброса и состоянии рынка слияний и поглощений «Эксперт» поговорил с партнером EY, руководителем практики консультационных услуг по сделкам в СНГ Алексеем Ивановым.
— Насколько это уникальная ситуация для российских опросов и опросов EY по миру в целом? Каковы причины таких результатов?
— На самом деле это мировая тенденция. К нам она пришла с опозданием и накопленным итогом. У нас 84 процента, а по миру 71 процент и почти одинаковое соотношение по неэффективным активам. О чем это говорит? Весь мир пересматривал свои активы на протяжении уже довольно долгого времени, а у нас эта ситуация назрела только сейчас.
Однако драматизировать я бы не стал — это не значит, что 84 процента всех российских бизнесов подлежат продаже, а показывает, что в компаниях существуют какие-то направления, которые логично продать кому-то другому, кто может управлять ими эффективнее. В основном это связано с фактором риска: 55 процентов опрошенных считают, что именно изменения в конъюнктуре рынка влияют на возможность продолжать вести бизнес, по крайней мере, с той же прибыльностью; 38 процентов говорят о таком факторе риска, как «изменение в торговой политике и протекционизм», — это те же самые санкции; еще 38 процентов опасаются изменения в модели бизнеса, треть — конкуренции со стороны компаний из других секторов. Вызывает опасения и волатильность курса валют.
— Как повлияют на рынок M&A возможное повышение ключевой ставки ЦБ, волатильность или девальвация рубля и повышение НДС?
— С одной стороны, все эти факторы — ингибиторы для рынка слияний и поглощений. С другой стороны, все это еще больший фактор риска для компаний, деятельность которых уже находится под угрозой. Это будет усиливать желание собственников расстаться с такими бизнесами, пока не поздно: если не предпринять каких-то действий сейчас, то все эти факторы, особенно волатильность и девальвация рубля, просто не оставят от бизнеса ничего.
Самая большая опасность для рынка M&A — расхождение в цене и в оценке бизнеса. Для увеличения числа сделок необходимо, чтобы бизнесы пришли в такое состояние стресса, чтобы собственники существенно пересмотрели цену, за которую они готовы с этими бизнесами расстаться. Кстати, 89 процентов респондентов считают, что количество завершенных сделок по российскому рынку до конца года увеличится.
В России в первой половине 2018 года увеличился объем сделок, но не их количество. Всего заключено 499 сделок — на 25% меньше, чем годом ранее. То есть сделки стали больше, но их стало меньше. Если посмотреть на рынок M&A в мире, то он на подъеме и по количеству, и по объемам. Причем, как и в России, увеличивается количество крупных сделок, например мегасделок на сумму более десяти миллиардов долларов.
— В каких отраслях больше всего неэффективных и стрессовых активов?
— У нас было 60 респондентов. В основном достаточно большие компании, с выручкой от 500 миллионов долларов в год. Разброс по секторам тоже большой — это и нефтегазовая отрасль, и товары народного потребления, и горная добыча, и финансовый сектор. Возьмите любой диверсифицированный холдинг: там из 20 активов, я думаю, по пяти есть готовность или интерес хотя бы пообщаться по поводу продажи. Это нормально и вполне массово.
Рынок живой. И я бы на эти 84 процентов такого акцента не делал, если бы не одно «но». У нас сложилась очень большая вилка между количеством респондентов, которые готовы продать, и теми, которые хотят в ближайшие годы купить. Вот эта вилка — 84 и 32 процента — вызывает беспокойство. Мы сделали вывод: наполовину это связано с тем, что инвесторы не видят качественных активов на рынке. Если люди готовы какие-то части бизнеса продать, то не только потому, что они не умеют им управлять, а в том числе потому, что ему по разным соображениям, конъюнктурным или по причине санкций, грозит постепенное вырождение. Сейчас покупатели, у которых есть деньги и интерес к покупке активов, очень избирательны.
— Есть ли интерес к российским активам у иностранных инвесторов? И есть ли у наших компаний средства на приобретение активов?
— Вообще, деньги есть. Доступность кредитных ресурсов увеличивается — 63 процента опрошенных отмечают позитивную динамику. Есть интерес и у иностранных инвесторов. Он не всегда афишируется, но участились запросы из Европы и Америки. Интерес касается и фармацевтики, и товаров народного потребления, и индустриальных активов — что удивительно, так как к ним давно не было интереса со стороны тех же американских инвесторов. Интерес есть и к автомобилестроению, где большинство мировых автопроизводителей сейчас пересматривают стратегию (в том числе с точки зрения специнвестконтрактов) локализации в России. Очень сильно прирос поток инвесторов из Ближнего Востока — много фондов, которые смотрят активы либо напрямую, либо с учетом партнерства с РФПИ. 32 процента тех, кто готов купить, согласно нашему опросу, российские компании, причем не государственные.
Лицензия на санкции
Премьер-министр Великобритании Тереза Мэй вновь раздувает пресловутое «дело Скрипалей». Поводом для очередных обвинений стали данные Скотленд-Ярда, якобы установившего личности исполнителей покушения. Ими были названы российские граждане с паспортами на имя Александра Петрова и Руслана Боширова (имена, по версии британской полиции, вымышленные). Тереза Мэй заявила, что злоумышленники являются сотрудниками Главного разведывательного управления (ГРУ), но с таким же успехом британский премьер могла причислить их и к КГБ: организаций с подобными названиями давно уже не существует — на смену ГРУ пришло Главное управление Генерального штаба. Однако в принадлежности обвиняемых к нашим спецслужбам у британцев никаких сомнений не возникло. В ход пошла простая житейская логика: если Сергей Скрипаль, работая в ГРУ, предавал своих коллег, то и «мстить» должны приехать из его организации, пусть уже не существующей.
Главным «доказательством» виновности предполагаемых Петрова и Баширова стало их многократное попадание в объективы камер видеонаблюдения в Лондоне и Солсбери, а также в непосредственной близости от места, где проживал Сергей Скрипаль, в день его отравления. Кроме того, по словам британской полиции, в гостиничном номере City Stay Hotel, где остановились подозреваемые, обнаружены следы вещества «Новичок». Однако в СМИ информация об обследовании гостиницы не просочилась, хотя провернуть такое незаметно достаточно сложно: всем памятны британские специалисты в костюмах химзащиты. На основании представленных материалов Тереза Мей сделала далеко идущие выводы: «Это не была просто преступная операция. Вероятнее всего, она была одобрена за пределами ГРУ, на высшем уровне российской власти».
Представитель МИД России Мария Захарова предположила, что снимки могли быть сфальсифицированы, поскольку на разных скриншотах с камер видеонаблюдения в коридоре аэропорта Гатвик Петров и Баширов были зафиксированы по очереди в одном месте, при этом время съемки совпадает до секунды. Кроме того, Захарова обратила внимание на то, что при получении британской визы в консульстве собирают биометрические данные, а следовательно, в отношении подозреваемых у Британии должны быть более точные данные, чем размытые фото и «предполагаемые имена». Представитель Скотленд-Ярда, в свою очередь, заявил: совпадение времени на фотографиях объясняется тем, что в лондонском аэропорту есть одинаковые коридоры.
Несмотря на нестыковки следствия, США, Германия, Франция и Канада уже поспешили поддержать Британию в совместном заявлении, в котором разделили выводы Лондона о причастности отравителей к ГРУ и одобрении операции российской властью на высшем уровне. Поскольку были сделаны «правильные» политические выводы, позволяющие оказывать дальнейшее санкционное давление на Россию, ни о каком совместном расследовании британских и российских следователей не может идти и речи. Даже несмотря на всю абсурдность ситуации. Во-первых, менее всего в случившемся была заинтересована Москва — на фоне натянутых отношений с Западом Кремль не стал бы рисковать их осложнением ради устранения никому не нужного экс-сотрудника ГРУ. Во-вторых, российские спецслужбы как наследники советских все же более профессиональны, чем их пытается преподнести британская сторона. Профессиональные разведчики не стали бы лететь прямым рейсом из России и разгуливать перед камерами наблюдения, не изменив внешности. Даже сотрудник ЦРУ Райан Кристофер Фогл, работавший в Москве под дипломатическим прикрытием, отправляясь на задание, надевал парик, что, правда, не спасло его от провала в 2013 году. И вряд ли профессионалы стали бы разбрызгивать вещество «Новичок» в своем гостиничном номере, а после нести флакон из-под духов Nina Ricci с ядом в центр помощи малоимущим, где он «всплыл» спустя три месяца после отравления Скрипалей.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl