Кризис нэпа
100 лет тому назад страна жила в атмосфере «правого коммунизма».
Прочный союз с крестьянством защищали такие влиятельные члены Политбюро ЦК РКП(б), как Николай Бухарин и председатель Совнаркома Алексей Рыков. По многим вопросам их поддерживали кандидаты в члены Политбюро — председатель ВЦИК Михаил Калинин и председатель ОГПУ Феликс Дзержинский. Член Политбюро Иосиф Сталин повторял бухаринские тезисы, считая ненужным разжигание классовой борьбы на селе. «Необходима, прежде всего, ликвидация пережитков военного коммунизма в деревне», «необходимо кооперирование миллионных масс крестьянства», — заявлял генеральный секретарь ЦК, отвечая на вопросы студентов в Свердловском университете 9 июня 1925 года. «Сталин целиком попал в плен той неправильной политической линии, творцом и подлинным представителем которой является Бухарин», — резюмировал оппозиционер Лев Каменев на XIV съезде партии.
Тем не менее весьма скоро нэп начал умирать.
«Хорошенький отрядец»
Русские эмигранты внимательно следили за событиями на родине.
Зарубежная Россия оказалась значительным по влиянию обществом в изгнании: со своими партиями, организациями, печатными изданиями, образовательными учреждениями, церковными юрисдикциями, интеллектуальными и военными кадрами. Совокупная численность представителей первой «волны» российской эмиграции оценивалась примерно в миллион человек, — и кроме них, ещё несколько сот тысяч русских, проживавших до революции на имперских окраинах, теперь оказались в качестве нацменьшинств на территориях Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Второй Речи Посполитой и Бессарабии, принадлежавшей Королевской Румынии.
Очевидные перемены в социально-экономической жизни огромной страны, сытое оживление советских городов, где лихорадочно торжествовали частник и нэпман, производили сильное впечатление на эмигрантов. Поэтому у кого-то из них возникло представление, будто режим неизбежно эволюционирует — и весь ленинский эксперимент над Россией вскоре придёт к естественному концу. «Многие, духовно утомлённые тяжкими годами изгнания, теряют веру в нравственную необходимость борьбы и соблазняются мыслью о греховности “насилия”, которое они начинают усматривать в активном противодействии злу», — писал 8 августа 1925 года председатель Русского Обще-Воинского Союза (РОВС), георгиевский кавалер, генерал-лейтенант барон Пётр Врангель философу Ивану Ильину. Он, в свою очередь, своеобразно оценивал перспективы необратимых изменений в Советском Союзе. «Все мы живём во времени; во времени чувствуем и поступаем; подвергаемся разным влияниям, заражаемся, болеем и умираем, — полагал Ильин. — В этом общем смысле всё “эволюционирует”; и наряду с бактериями, ядовитыми насекомыми и хищными зверями “эволюционируют” и коммунисты».
Столь же непримиримую позицию занимал герой Великой войны 1914–1918 годов и георгиевский кавалер, генерал от инфантерии Александр Кутепов, руководивший разведывательной частью Собственной канцелярии Великого князя Николая Николаевича (Младшего). С точки зрения последнего командира гвардии Преображенского полка, режим на родине мог «только гнить», без каких-либо шансов на изменение.