«Денег — залейся, а людей нет»: Алексей Герман-младший о будущем кино и цензуре
23 сентября в прокат выходит драма «Дело» Алексея Германа-младшего об учителе из провинциального города, которого сажают под домашний арест. В интервью Forbes Life режиссер рассказал, как и когда появилась идея фильма, что он думает о цензуре в России и мире и где искать деньги на независимое кино
23 сентября новый фильм Алексея Германа–младшего «Дело» выйдет в российский прокат. Премьера состоялась на Каннском фестивале в программе «Особый взгляд», картину уже продали в европейский прокат, где она будет называться House Arrest, то есть «Домашний арест».
Это история о преподавателе университета, специалисте по Серебряному веку русской литературы Давиде, которого сажают под домашний арест по сфабрикованному делу из-за того, что он открыто обвиняет мэра своего провинциального города в коррупции.
Forbes Life поговорил с режиссером о Каннах, новом фильме, цензуре, политическом идеализме и возможности перемен в России.
— Премьера «Дела» состоялась на Каннском фестивале. Отбор на фестиваль такого уровня — уже большая победа, вы довольны тем, как фильм встретили зрители? Что думаете о фильме-победителе программы «Особый взгляд» (Гран-при конкурса авторского кино взяла картина Киры Коваленко «Разжимая кулаки». — Forbes Life) ?
— Честно говоря, я ничего не думаю ни о фильме-победителе, ни о конкурсной программе, я их просто не видел. Я туда приехал на три дня и уехал, потому что сейчас очень занят. Мы понимали, что фильм попадет на один из трех ведущих фестивалей — Канны, Берлин, Венеция, потому что качество фильма объективно высокое. В итоге мы решили подавать фильм в Канны по одной простой причине: мы не смогли бы пойти в Венецию, потому что у нас съемки на носу, мы не могли бы дублировать подготовку к съемкам и фестивали.
«Дело» — это маленький скромный фильм, мы его быстро сняли, быстро сделали, быстро попали в Канны, быстро съездили в Канны и вернулись к другому фильму. Все быстро, понимаете? При этом французские зрители встретили фильм очень хорошо.
— Вы сказали, что заранее знали, что фильм попадет на фестивали. Нацеливались ли вы на Канны, когда собирались снять «Дело»? Есть ли у вас правила, определяющие то, как нужно снимать фестивальное кино?
— На самом деле нет никаких фестивальных тем или правил. Просто мы на этапе монтажа поняли, что фильм удачный. Ничего специального для того, чтобы попасть в Канны, мы не делали.
Я вам больше скажу, мы даже не пошли на просьбы некоторых крупнейших европейских компаний, которые просили, чтобы мы убили нашего героя в финале. Они думали о том, чтобы купить фильм на свои каналы, посмотрели монтаж и спросили: «А можно его убить?» Но мы на это не пошли, нам показалось, что это не художественно, это нарушает сценарную ткань фильма. Они в итоге фильм не купили, но мы и без них неплохо справились.
— «Дело» — острый политический фильм, один из немногих, вышедших в России за последние годы. Почему, на ваш взгляд, современные кинематографисты редко обращаются к таким сложным и важным для нашего общества вопросам?
— Мне сложно вам отвечать, я не считаю, что фильм политический. Я считаю, что он социальный, а это большая разница, я вообще не очень понимаю, что такое политический фильм.
— Главный герой борется против коррупции, рассуждает о том, что нам нужно сменить политический строй на парламентскую республику, каждый из героев фильма рассказывает о беззакониях, которые творятся на местах, где они работают, и о том, что они молчат, потому что боятся.
— Во-первых, я не считаю, что это политический фильм, во-вторых, не считаю, что это редкость для России, включите сериалы, посмотрите сериал «Немцы», например (драма Стаса Иванова о журналистке, работающем в оппозиционном издании. — Forbes Life). В-третьих, политический фильм — это фильм, который что-то утверждает. Я ничего не утверждаю, я пытаюсь погрузить зрителя в бесконечную русскую дискуссию. В политическом фильме должен быть какой-то призыв, я ни к чему не призываю, я честно проговариваю то, о чем люди постоянно разговаривают.
Как и у многих моих соотечественников, у меня очень двойственное отношение ко многим проблемам нашей современности, я просто фиксирую момент невозможности договориться между нами, отсутствие коммуникации в довольно острой драматургической форме и определенную внутреннюю неискренность на фоне коррупционного дела. Я скромный человек, я никого никуда не призываю.
— Ваш герой тоже открыто никого никуда не призывает, он, условно, вывешивает плакат «Мы все знаем, кто тут вор», просто фиксирует то, что происходит, так же, как и вы.
— Ну он все-таки хочет доказать прилюдно, кто виноват. Проблема в том, что у нас все очень остро воспринимается в обществе. Любое движение вызывает острые, часто неадекватные реакции со всех сторон, поэтому это, скорее, вопрос восприятия.