Что читать на выходных: рассказ «Нефть» Данила Леховицера — о том, как нас сжирает то, что мы любим
Что есть искусство? Оно имитирует, отражает жизнь — или оно и есть жизнь? Любовь питается им или любовь питает искусство? Читайте рассказ постоянного автора Esquire Данила Леховицера.
I
Ларри Стайнем смотрит, как вешают Каттелана. Его новые работы привезли только вчера. До выставки больше двух месяцев, но ему хочется посмотреть, как они уживутся со стенами Центра Помпиду. С десяток ассистентов аккуратно распаковывают контейнеры. Он собирается отпустить замечание одному из них, но что-то его прерывает. Вибрация слегка щекочет ему ладонь, белесым светом мигает запястье. Ларри подносит Apple Watch ближе к лицу. Сообщение. Пишет Мишель.
«На этот раз он в бельгийском лесу. Координаты: 50.8138° N4.0637° E. Самолет будет готов через четыре часа. Есть шанс опередить журналистов».
Ларри садится в кресло частного самолета Мишеля. До Брюсселя лететь меньше часа. Расстегнув кейс, он достает что-то тяжелое. Еще раз пробегается по своей незаконченной монографии об «Амбаре» — последней инсталляции английского неоконцептуалиста Берримена. Впервые художник представил свой проект — или коротко «АМБ», как его окрестила пресса, — в 2025 году в парке Ричмонда в Лондоне. В центре парка, пришпиленный к небольшой возвышенности, стоял самый обычный амбар. Старый, по-рыбьи белесый, краска во всевозможных градациях выцветания. Восемь сотен людей топтались по лужайкам, ожидая, что скоро явится сам Берримен и представит работу. Прошел час, два. Ничего не происходило. Коллекционеру Чарльзу Саатчи надоело ждать, и он улетел на частном вертолете. Художник Дэмиен Херст — тоже. С высоты вертолетов толпа напоминала брошенное на солнцепеке тряпье. Воздух трещал, подступала дурнота. Один критик съязвил, что суть Беррименовой работы — припечь загривки арт-истеблишмента августовским солнцем. Почти все разошлись. Небо окрасилось в чернильно-синий цвет.
Тишину прервал надсадный, как бормашина дантиста, звук. Крыша амбара распахнулась. Изнутри лучился невыносимо яркий свет. Послышался скрежет механизмов. Из амбара стал подниматься шест с установленной на нем натриевой газоразрядной лампочкой. Плотный мощный свет лишал зрителя теней и красок, на несколько минут отбеливал сетчатку. Когда публика опомнилась, шест уже, казалось, пронзал звездное небо. Лампочка высилась почти в тридцати метрах над землей. Ночь. Парк. С сотню людей. Стайнем смотрел на молочное свечение.
Берримен так и не явился. Он исчез. Его не было среди гостей или участников последующих биеннале в Венеции или в Касселе. Он перестал давать интервью. Исчезла его знаменитая мастерская в лондонском районе Клэпхем. На следующий день после презентации АМБ ее снес бульдозер. В тот же день исчез и амбар.
Позже АМБ находили в самых неожиданных местах. У IX форта близ Каунаса, использовавшегося нацистами. На пляже у розового озера Хиллиер в Австралии. Однажды проект Берримена обнаружили в джунглях — о находке сообщили антропологи, исследовавшие племена эквадорской части Амазонии. Все очевидцы говорили, что здание приходит в действие только ночью, а лампочка световым куполом нависает над землею. АМБ существовал на никому не понятной орбите. Иногда его путь был вполне предсказуемым: вот он появляется в Литве, Эстонии, стабильно кочует из одной страны в соседнюю. Но, будто бы устав от однообразия континентальной Европы, амбар изобретал совсем уж шальные траектории: вот он в Лиссабоне, а через три недели — у подножия потухшего вулкана в Латинской Америке.
Никто не знал, кто разбирает и собирает здание, и главное — почему и куда его увозят. Архитектор Рем Колхас предположил, что АМБ — складывающееся здание-трансформер. В неразвернутом виде он, должно быть, напоминает большой кубик Рубика. Трансформация, объяснил он, осуществляется за счет применения металлических шарниров, на которых установлены CLT-панели. Журналист Эндрю Маршалл — подтвердивший теорию Колхаса — получил второго Пулицера за свое расследование-дневник. Две недели он жил у «Амбара» во вьетнамских лесах, но позже потерял его след.
В статье для The New York Times, подкрепленной видеоэссе, он писал, как по наводке нашел беррименовскую инсталляцию, пытался пробраться внутрь — безуспешно — и изучал его конструкцию. Маршалл ночевал в тенте рядом, а ранним утром нашел амбар съежившимся до размера гигантской обувной коробки. Через пару минут прилетели четыре грузовых дрона-октокоптера, зацепились за груз и сплющили его до микроскопической точки в потрескивающем от жары небе.
АМБ всячески упорствовал какому-либо схватыванию. Его передвижение было тяжело проследить. Специальное устройство в АМБ глушило GPS- и GSM-сигналы. Он не подвергался классификации. Кто-то считал его скульптурой, кто-то энвайронмент-артом. Психоаналитики видели в образе амбара материнскую утробу. Кураторы предположили, что внутренность здания — сакральное и трансцендентное пространство галереи, находящееся в этом мире и в то же время не от мира сего. Кто-то думал, что это аватар самого Берримена: разве не является коробка — вместилище идей — своего рода протезом головы? А дверной проем — зонами смысла? Амбар предлагал опыт, где сближение оказывалось обращением в свою противоположность, — никто не мог сократить дистанцию понимания, никто не мог уловить его суть.
За последние пару лет об АМБ вышло сотни теоретических работ. По нему защищены десятки диссертаций известнейших искусствоведов. Отсылки к нему можно найти в последних романах Маргарет Этвуд и Джулиана Барнса. Не говоря уже о том, что именем Берримена пестрят заголовки The Guardian и The New Yorker. Борис Джонсон пошутил, что АМБ — такой же артефакт Британии, как Биг-Бен, королева и йоркширский чай.