Запретная тема. Умерла Джоан Дидион
Вчера пришло известие из Нью-Йорка о смерти одной из самых притягательных и трагических фигур современной американской литературы писательницы Джоан Дидион (1934-2021). Для нашего читателя ее имя открыл Василий Арканов, взявшийся за почти невыполнимую задачу перевести на русский язык ее вибрирующую, исполненную жгучей боли прозу. Фрагменты из ее романов «Год, когда я верила чудо» и «Синие ночи» впервые увидели свет в журнале «Сноб». Сегодня в память о Джоан мы публикуем биографическое эссе, написанное Василием Аркановым, и отрывок из ее знаменитой монопьесы по мотивам романа «Год, когда я верила в чудо»
Она всегда была хрупкой женщиной, но с годами стала совсем невесомой. Впрочем, что такое «годы» при нынешних успехах медицины и косметологии? Семьдесят? Восемьдесят пять? Если здоров, полон планов, финансово независим, признан чуть ли не классиком? Если тот, с кем прожито сорок счастливых лет, смотрит на тебя с неугасающим обожанием? Если единственная дочь выходит, наконец, замуж, и можно впервые не волноваться о ее благополучии, погрузиться в себя, отдаться творчеству? Нет, долгое время Джоан Дидион, автор двенадцати книг и пяти голливудских сценариев, уроженка Калифорнии и жительница Нью-Йорка, думала о старости отвлеченно, а на ровесниц смотрела, как в детстве, снизу вверх, с почтительным уважением к возрасту.
Все изменилось в один миг — тот самый, когда у нее на глазах, за ужином, оборвав фразу на полуслове, умер от сердечного приступа ее муж — писатель Джон Грегори Данн. Те, кто был на его похоронах, заметили вдруг проступившие на ее лице морщины, подрагиванье рук, точно искавших и не находивших привычной опоры, неуверенность шага, который она привыкла прилаживать к его размеренной тяжеловатой походке.
Год спустя она так объяснит это в интервью: «Впервые за сорок лет я увидела себя чужими глазами: старухой. Только Джон поддерживал иллюзию, будто мне по-прежнему двадцать девять».
В тот день, вернувшись с похорон, она поняла, что без него ей никогда не постичь необратимости происшедшего. Только он во всем находил смысл, умел все разложить по полочкам. Только он смог бы объяснить ей свою смерть. Чтобы ускорить его возвращение, она открыла тетрадь, как дверь в преисподнюю, и шагнула ему навстречу.
Так родилась тринадцатая книга Дидион — «Год, когда я верила в чудо». Подробнейший рассказ о любви, одиночестве, о смерти и жизни вопреки. Не столько сага о выздоровлении, сколько история болезни. Холодный, сухой, рассудочный анализ событий и связанных с ними чувств. Вот как бывает, когда взаправду, а не как в телесериале — без глицериновых слез и фальшивых воплей. Слабонервных просят удалиться.
В Америке не принято говорить о невосполнимых потерях. Запретная тема. Мешает позитивному мышлению. Поэтому стариков направляют в дома престарелых, безнадежных раковых больных — в хосписы, а людей, не умеющих пережить утрату — к психотерапеватам. Вас поймут и даже посочувствуют, если вы пожалуетесь на отсутствие денег, увольнение с работы, проигрыш на бирже, измену жены. Но настоящее горе потрудитесь пережить в одиночку, не обременяя им окружающих и не трубя о нем на всех перекрестках. В крайнем случае, можно мужественно пошевелить желваками.
Дидион наплевала на желваки.
Муж умирал во всех четырехстах тысячах экземплярах, и она хоронила его десятки и сотни раз, читая отрывки из своей книги на встречах с читателями тихим, лишенным эмоций голосом, точно пытаясь зазубрить то, что не поддается законам логики.
Она продолжала читать, даже похоронив дочь, скончавшуюся накануне выхода книги в больнице от осложнений острого панкреатита. И когда поняла, что больше не в силах читать сама, передала мрачную эстафету своей подруге Ванессе Редгрейв, для которой переработала мемуары в часовой моноспектакль с одноименным названием. В те три месяца, что он с неизменными аншлагами шел на Бродвее, Дидион не пропустила ни одного представления. Она сидела в задних рядах партера, невидимая и неузнанная, как призрак, и каждый вечер снова и снова слушала историю своих потерь.