Власть безумия и безумие власти
Русское юродство как сюрреализм до сюрреализма
Русь восприняла — как и христианство — традицию юродства от Византии; но, в отличие от константинопольского юродивого, московский — почти всегда еще и обличитель «многих неправд», которые творит непостижимая власть, подобная стихийному бедствию. В русской легенде юродивый — рядом с царем, и абсурд добровольного безумия сливается с абсурдом безумия властного.
В XVI веке некий Парфений Юродивый написал «Канон Ангелу Грозному воеводе», удивительное, красивое и жуткое стихотворение: «…Прежде страшнаго и грознаго твоего, ангеле, пришествия умоли о мне, грешнем, о рабе твоем. Возвести ми конец мой, да покаюся дел своих злых, да отрину от себе бремя греховное. Далече ми с тобою путешествати, страшный и грозный ангеле, не устраши мене, маломощнаго. Дай ми, ангеле, смиренное свое пришествие и красное хождение, и велми ся тебе возрадую. Напои мя, ангеле, чашею спасения!»
Мы мало что знаем об этом сочинителе. Но есть тем не менее основания предполагать, что это псевдоним, за которым скрывался сам Иоанн Грозный, великий государь московский. Дмитрий Сергеевич Лихачев, например, именно так и считал.
И если это так, то это странно: царь ведь трепетно весьма относился к себе и к собственному, как мы бы теперь сказали, имиджу самодержца. В пространных письмах доказывал бывшему соратнику, беглому князю Андрею Курбского, что нет ничего выше царской воли. Заставил московских книжников сочинить специальный труд, где обосновывался тезис о происхождении московских властителей от самого цезаря Августа: у Августа был брат Прус, а среди потомков Пруса — Рюрик, основатель московской династии, такая примерно схема. Иноземцы, конечно, посмеивались, но царь эти построения воспринимал всерьез. И вот, получается, при всем при этом для разговора с Архистратигом сил небесных выбрал маску юрода, городского сумасшедшего, из ничтожнейших — ничтожного. Почему? Это странно, но это объяснимо.
О подвиге юродства русские узнали от главных своих учителей в делах веры, от византийцев. Имперские юродивые — странные люди, смущавшие жителей Константинополя безумными выходками: они бегали по городу в рванине или голышом, произносили бессвязные речи, спали в кучах мусора. Смысл их служения — так это понимали мудрецы, которые голышом не бегали, зато собирали предания и писали жития блаженных,— в том, чтобы люди не забывали о словах апостола Павла: «Мудрость мира сего есть безумие перед Богом». И, соответственно, наоборот: о мудрости божьей можно напомнить греховному миру, только выворачивая мир наизнанку, демонстрируя наглядно его безумие.
Святые вообще в некотором роде пограничники — они одновременно и в здешнем мире, и в высшей реальности. Юродивые реальности смешивают, сдвигают, законы нашего мира ставя под вопрос. Сюрреалисты до сюрреалистов, они превращают полнейшее, с точки зрения обыкновенного человека, безумие в инструмент проповеди.