Устройство советского атомного ядра
Дмитрий Бутрин о фильме «Сахаров. Две жизни»
В день столетия Андрея Сахарова в онлайн-кинотеатре Kion вышел фильм Ивана Проскурякова и Романа Супера «Сахаров. Две жизни». Все происходящее в сдвоенном и донельзя искаженном пространстве фильма — это жизнь Андрея Сахарова, рассказанная им самим для тех, кто плохо знает, кто он был такой и кем он был для своих современников. Он рассказывает именно о себе, а не о своем времени. Время, страна возникают сами — отчасти их образ легко считать и тем, кто Сахарова не застал.
С первых же секунд фильма «Сахаров. Две жизни» я думаю о тех, кто будет это смотреть не так, как это буду смотреть я: Роман Супер писал этот сценарий, и это совершенно очевидно, имея в виду не меня. Идея показать мне, для которого Андрей Сахаров есть человек из перестроечного, то есть детско-подросткового, телевизора, сыгранного актером, оживленного-воскрешенного — она приводит меня в недоумение совершенно такое же, как идея коллективных подвижных игр на воздухе. Сейчас так с энтузиазмом играют в возрасте 20–25 лет, мы в этом возрасте крутили бы пальцем у виска: хоровод? да ну вас всех в пионерскую организацию. А они другие. Алексей Усольцев в роли молодого, а затем и не очень молодого академика Сахарова поначалу напоминает в «Сахарове» гайдаевского Шурика, если бы не идеальное совпадение голоса, сахаровской картавины, но больше — интонации. Это хорошая, большая и убедительная работа на слух. «Сахаров» — по существу документальный моноспектакль одного актера, и в этом видео много от документального театра и мало от кинематографа. Это форма, которая мне незнакома, она не моя.
Но и голос за кадром Чулпан Хаматовой — тоже совсем не моего времени голос, хотя мы практически ровесники. Среди таких, как мы, не принято задавать (даже про себя) вопросы столь резким, едва не металлическим тоном. Мы более робки и, надеюсь, не так категоричны. Это голос из будущего, закадровые вопросы Сахарову современны, да даже и больше чем современны. В этом смысле примечательно, что спрашивающий ответа голос именно женский.
Ответы же Сахарова в большей своей части строго документальны (и, следовательно, устарели). Это его воспоминания и интервью, воспроизведенные голосом Усольцева, положенные то на документальные кадры «технической» советской документалистики (от фильмов об испытаниях атомной бомбы до скрытых съемок КГБ в Нижнем), то на спецэффекты, то на стилизованные технофутуристические картинки в духе постсталинских журнальных обложек. Однако живой Сахаров не может отвечать живой Хаматовой — она (разумеется, не Чулпан, а ее закадровая героиня) через раз попросту не понимает его ответов, не говоря уже о том, что и не спрашивает половины того, что было бы важно рассказать ему.