Слово, которое стало зданием
Григорий Ревзин о том, в чем магия «говорящей архитектуры»
Если предложить историкам архитектуры рейтинговое голосование за самую яркую утопию, город Шо Клода-Никола Леду, вероятно, окажется на одной из первых позиций. В этом есть неловкость перед утопистами других профессий. Ни ясной философской системой, ни отчетливой социальной позицией Леду не обладал. Он отчасти похож на Пиранези (который на него сильно повлиял) в том смысле, что проекты красивы, но строить по ним — утопия. Однако он даже не то что не так пленителен, как Пиранези, но стремится не к красоте, а чему-то другому, очень утверждающему, но ускользающему от определения, что утверждается. Объяснить, в чем суть утопии, очень трудно.
Этот текст — часть проекта «Оправдание утопии», в котором Григорий Ревзин рассказывает о том, какие утопические поселения придумывали люди на протяжении истории и что из этого получалось.
Подозреваю, что великим утопистом Леду сделал Эмиль Кауфманн посредством двух точных интеллектуальных ударов. Первым была его изданная в 1932 году в Вене книга «От Леду до Ле Корбюзье». Здесь простая геометрия некоторых проектов Леду оказалась предшественницей авангарда. После аншлюса Австрии Кауфманн эмигрировал в Америку и в 1952-м в Филадельфии издал книгу «Три архитектора Революции». Это был второй точный ход. Леду (вместе с Этьеном-Луи Булле и Жан-Жаком Лекё) стал архитектурным выражением Великой французской революции, а это утопия высшего разряда.
Леду в этой троице выделяется тем, что в его наследии есть идеальный город — город Шо,— а это пусть не равно утопии, но очень близко к ней, и это, по-видимому, первый в истории индустриальный город, что открывает путь в Новейшее время. Вместе три идеи — город рабочих, город революции и протогород Ле Корбюзье — создали из Леду архитектора ХХ века, который жил в XVIII, и поскольку подсознательной целью любой утопии является победа над временем, Леду стал ее классиком. Это, конечно, классическое модернизаторство. Но чего не сделаешь ради прославления любимого архитектора, а Кауфманн сделал это талантливо.
Утопию Леду, однако, можно рассмотреть в менее масштабной перспективе. Город Шо он проектирует в два этапа. Первый (1773–1778) — это частично реализованный проект соляного прииска и солеварни в местечке Арк-э-Сенан (по названиям двух располагавшихся тут деревень), недалеко от Безансона. Леду создал его как «комиссар солеварен Лотарингии и Франш-Конте» и «королевский архитектор» — производство соли было государственным делом. Второй этап — это визионерский проект, который он начал создавать после революции, в заключении (1794–1795) в ожидании гильотины, и продолжил позднее, оставшись живым и свободным, но без работы. Соответственно его проблема — превращение реального проекта в утопический, хотя сам он это так не формулирует, излагая дело так, будто это был единый замысел с самого начала.
Реальный город Шо построен в форме полуовала, подковы, в которой в «стяжке» располагались пропилеи, помещения охраны, административные помещения и тюрьма, в полукруглой части — жилье для рабочих, а внутри — дом управляющего прииском и фабрика по выпариванию соли. Леду начинает превращение города из реального в идеальный с того, что достраивает полуовал до овала. Это измененный круглый «идеальный город» Ренессанса. Объяснение следующее: «эта форма чиста, как та, что описывает Солнце». Напомню открытие Иоанна Кеплера: орбиты вращения небесных тел — это не круги, а овалы. Смысл тот же, что у Кампанеллы: соотнесение города с Солнцем — но форма солярного символа уточнена в соответствии со свежими научными разработками. До Лапласа в этом отклонении от правильного круга видели вмешательство божественной силы, так что тема кеплеровых орбит была в моде не только в физическом, но и метафизическом смысле.
Город дополнен новыми функциями. Появляются социальные сооружения — церковь, школа (воспитательный дом), госпиталь, приют, гостиница, термы, гимнасиум (спортивный зал) и колумбарий. Соляной завод дополнен литейным (льют пушки), рынком и биржей. Появляются и сооружения с досуговой функцией — казино, дом развлечений и охотничий дом (рядом лес Шо). Кроме этого, Леду дополняет город эмблематическими сооружениями, само появление которых отчасти объясняется его скепсисом в отношении скульптуры: их естественнее себе представить в виде статуй, чем зданий, но не тут-то было. Это Дом страсти (Oikema, предназначен для воспитания молодежи, тут предложен проход через комнаты пороков к залу Гименея), Дом любви к ближним (Panareteon), Дом справедливости (Pacifere, тут зачитываются гражданские проповеди о нравственности и законопослушности), Дом единения (Maison d’union, нечто вроде Дома профсоюзов — люди собираются по профессиям, каждой дана отдельная зала). Ну и, кроме того, Леду заполняет город большим количеством домов представителей разных профессий — лесоруба, плотника, финансиста, торговца, инженера, писателя, бондаря, приказчика, водопроводчика («смотрителя источников»), художника, торговца, портного, лесника, садовника, шахтера, фермера.