Счастливого Рождества, мистер Карвай!
Алексей Васильев о фильме «2046» и его авторе
В летнем кинотеатре Garage Screen показом фильма «2046» завершается ретроспектива Вонга Карвая. Фантастическая мелодрама 2004 года, герои которой живут в прошлом и грезят о будущем, оказалась лучшим портретом нулевых — времени, которое было навсегда, пока не закончилось
В канун Рождества 1966 года Нат Кинг Коул пел про каштаны, что жарятся на мангале, и в гонконгском отеле Чоу встретил женщину — танцовщицу, которую знал когда-то в Сингапуре. Она сделала вид, что его не узнала, а наутро ее окровавленный труп нашли в номере 2046 — ее зарезал любовник, ударник музыкальной группы, игравшей в гостиничном ресторане.
В канун Рождества 1967 года Нат Кинг Коул пел про каштаны, что жарятся на мангале, и Чоу встречал праздник с женщиной из номера 2046 — содержанкой, слишком влюбившейся в своего любовника и прогнавшего его за измены. Они с Чоу сильно напились, и он уснул в такси, головой на ее коленях.
В канун Рождества 1968 года Нат Кинг Коул пел про каштаны, что жарятся на мангале, и Чоу встречал праздник с женщиной — дочкой хозяина отеля, которая любила японца, а отец был против. Когда они хорошенько набрались, он отвел ее в свою редакцию, чтоб она позвонила по межгороду в Японию и сказала японцу, что приедет к нему навсегда. В ту ночь Чоу чувствовал себя рождественским дедом.
В канун Рождества 1969 года его не было в Гонконге, но Нат Кинг Коул наверняка пел про каштаны, когда той, второй, из Рождества 1967-го, его настолько не хватало, что она пошла искать его в отель, где он снимал номер 2047. Позже она призналась ему в этом. «Мы любили выпивать вместе,— пожал плечами он.— Неудивительно, что тебе меня не хватало».
Хроника плейбоя, терявшего хватку, и хроника 1960-х, делавших вавилоны на головах женщин от Рождества к Рождеству все замысловатее,— таков сюжет фильма Вонга Карвая «2046». Именно так: убранство роскошных див восточного кино и эстрады, окружающих в этом фильме Тони Люна, постоянного актера Вонга Карвая, волнует и стимулирует зрительский интерес не меньше, чем интрига — отчего любовь, как проклятая карта в покере, не идет в руки опытному игроку-плейбою? Совершенно понятно, почему в начале 2000-х, когда в России в помине не было не только никакого азиатского бума, но и кинопрокат еще толком не отстроился, Карвай сразу же был принят как родной: «В бананово-лимонном Сингапуре, в бури» — это же у нас под кожей, наша культурная традиция. И именно такой небывалый Гонконг Вертинского Вонг Карвай, казалось, и воссоздавал в своих фильмах: из тропических ливней, латиноамериканских мелодий, под аккомпанемент которых так жарко и уютно поглощать за вращающимися столиками наваристые азиатские супы, лапшу и утку в хороводе стаканов виски, занимающих в композициях кадра такое же центровое место, как и щеголеватые усики плейбоя и вавилоны его дам. И всё — в сигаретном дыму.
Эти столицы Южных морей 1960-х — плод прихотливой фантазии режиссера. Он был ребенком тогда, в 1960-х. Оттого многие образы смазаны, пропущены и искажены сквозь стеклянные призмы, телефонные разговоры подслушаны — неспроста повторяющиеся кадры с персонажами в будке, даром что разговоры эти всегда интимны, идут в непременном сопровождении фигурок, пробегающих по лестнице, суетящихся за их спинами беллбоев и прочих обитателей гостиниц. Это мир 1960-х, каким его схватывало воображение ребенка, которого родители тащили за руку мимо всех этих разнаряженных и, верно, подающих не лучший пример детям дядь и теть (а их посиделки над ароматными столами он мог видеть из-за кулис, из кухни, навещая отца на работе,— тот был менеджером в ночном клубе).