История вторая — развернутая
В 2020 году я угодил в двойной капкан — глобальный карантин, с одной стороны, и сугубо личная безработица — с другой. Вероятно, минус на минус высек искру, с помощью которой меня постепенно угораздило достичь того подвешенного состояния ума, когда хвастаться нечем, а жаловаться грех.
Я нигде не числюсь с прошлого декабря — если не считать пары курьезных месяцев, проведенных в одном телевизионном предприятии. Для меня это солидный срок, поскольку примерно с осени 1997 года я всегда умудрялся где-то служить и что-то офисное с незавидной регулярностью посещать. И вот ровно год я живу более или менее по законам, описанным еще Михаилом Кузминым: «Вам не нужно вставать в 9 часов, не нужно никуда идти; целый день дома; ничто не сдерживает вашего воображения в смысле изобретения приятных развлечений... В сущности, двадцать четыре часа в сутки — это большая порция».
Порция, в самом деле, велика, особенно если учесть, что мне-то всегда были присущи не кузминские, но скорее брюсовские установки — «я сам тружусь, и ты работай». Как правило, я без особого почтения отзывался о приятелях-бездельниках и прочих мелких рантье с их зимовками в Юго-Восточной Азии и навыком просыпаться в полдень. Не то чтоб я как-то особенно любил работать — скорее наоборот, но мне нравилось думать о себе в фетишистских категориях занятости.
Однако вся эта карантиниада неожиданно сделала меня едва ли не адептом Максима Горького (клянусь, это последняя здесь ссылка на русскую словесность начала прошлого века), а точнее, его веры в то, что труд есть проклятие человека. Меня стала крайне интересовать теория не то чтоб прямо безделья, а вот какого-нибудь антитруда, как у Боба Блэка. Я прочел блестящую книжку умершего в этом проклятом году Дэвида Гребера под названием «Бредовая работа» и даже стал изучать труды по счастью живого 89‑летнего антрополога Маршалла Салинса о жизни австралийских аборигенов, где, в частности, сообщается: «Время, затрачиваемое человеком на добывание и приготовление пищи, в среднем составляло 4–5 часов в день. Второе: они работают не непрерывно. Проблема добывания пищи не стоит перед ними постоянно; временами они добывают достаточно, чтобы снабдить себя впрок, благодаря чему у них остается масса времени, которое они могут проводить, ничего не делая…»