«Вокруг одна глобальная нелюбовь». Интервью с режиссером Юрием Грымовым
Российские театры открывают новый сезон — шахматной рассадкой и зрителями в масках. В московском театре «Модерн» под руководством Юрия Грымова проблему социальной дистанции решили просто — посадили в пустые кресла игрушечных мишек. И стартовали с постановки «Нирвана» о Курте Кобейне. Плюш и гранж — чем не выход из карантина. Впрочем, от Грымова простых решений не ждешь. Мы поговорили с режиссером, вокруг имени которого мифов всегда было больше, чем правды, о лихих девяностых в рекламе и в жизни, о том, как из либерала он стал государственником и есть ли место политике на сцене
О победе жажды наживы в российской рекламе
Более десяти лет вы занимались рекламными роликами — с начала девяностых до середины нулевых вы успели поработать с крупными компаниями Siemens и Sony, разработали логотип для Большого театра, а однажды даже участвовали в съемке политических роликов для Бориса Ельцина. Как изменилась рекламная индустрия за те годы, что вы в ней работали?
Менялась она в худшую сторону, именно поэтому я и перестал ею заниматься. Изначально, примерно с 1992 года, люди, которые приходили в рекламу, были очень креативные, инициативные, амбициозные. Они пытались строить настоящую рекламную индустрию. До 2000 года, пока отечественные рекламные агентства не впускали иностранные, это удавалось. Тогда наш продукт был на высоком уровне, многие рекламщики в то время получили за свои работы мировые призы. Позже жажда наживы победила. Начали с сотрудничества, закончили подчинением: довольно скоро в стране появились иностранные менеджеры, которые стали учить нас работать на российском рынке.
Я скажу вам одну вещь: ни в одной стране мира рекламой не занимаются иностранцы. Везде это национальный, местный продукт. Я был одним из первых, кто работал на PepsiCo, Coca-Cola. Когда американцы принялись меня учить, как правильно делать рекламу для России, они апеллировали к опыту выведения своего продукта на африканский рынок. Не шучу. Ясно, что большого энтузиазма такой подход не вызывал. Люди, которые были нацелены на творчество и развитие, всячески сопротивлялись этому, в том числе и я. Но постепенно «русский взгляд» на рекламу ушел, все ценное и интересное разрушилось.
Реклама превратилась в бизнес — продажу медиапространства по единому шаблону. Национальный креатив был утрачен, поэтому я с середины 2000-х перестал этим заниматься. И все нормальные люди оттуда ушли, потому что стало неинтересно. Сегодня это абсолютное царство маркетинга: деньги там еще есть, но ни о каком творчестве речь уже давно не идет.
Как изменилось сознание аудитории и ее восприятие рекламного контента? Чем отличается современная аудитория от той, на которую была нацелена реклама в девяностых и нулевых?
Изначально российские рекламщики пытались войти в контакт со зрителем, пригласить потребителя в некую игру, поэтому было много юмористических роликов. Люди на это хорошо реагировали.
Сегодня реклама — это объявление. Показывают продукт и говорят, сколько он стоит. Это деградация рекламной индустрии с точки зрения творчества. Подозреваю, что и в плане эффективности это тоже далеко от идеала. По-моему, рекламу сегодня просто не замечают, сознание выталкивает все, что связано с рекламой, за границы нашего внимания. Понятно почему: это никому не нужный утомляющий шлак.
Есть ли что-то, чему западные коллеги могли научиться у российских, а российские — у западных?
В 2000-х годах была масса семинаров для тех, кто работает в рекламной индустрии. Я много преподавал, посещал разные фестивали, где общался с иностранными коллегами. Тогда они по-хорошему удивлялись нашему вектору развития рекламы. Многое в плане творческих решений заимствовали и честно об этом говорили. Мне казалось, это нормально: что-то мы у них берем, что-то они у нас. Сегодня я не вижу прорывов в этой области: что им у нас заимствовать?
О том, почему не удалось построить русскую версию Голливуда
Вы неоднократно говорили, что современное большое кино никуда не годится, да и в целом кино как таковое осталось символом XX века, в то время как в нынешнем веке его место занял перформанс. В чем причина гибели современного кинематографа?
Главная проблема кино в том, что оно перешло из категории искусства в категорию проекта или даже продукта. Оно целиком стало частью потребительского рынка и создается по принципу «чего изволите». А это плохо заканчивается. Люди не воспринимают кино как «старшего брата», который даст знания, удивит. Все превращается в маркетинговую историю, как и реклама.
Вспомним 90-е. Тогда в голливудской киноиндустрии стал верховодить маркетинг. То же самое захотели сделать и у нас. Двигаться в сторону Голливуда, возможно, не так уж плохо. Там действительно есть чему поучиться, в первую очередь в плане организации производства. Но зачем при этом забывать о собственных выдающихся достижениях в кинематографе? Зачем отказываться от творческого поиска?
Я большой поклонник советского кино. Очень жаль, что мы ушли от эмоционального, творческого кинематографа Андрея Тарковского, Эльдара Рязанова, Леонида Гайдая, Романа Балаяна. Это кино, в котором есть автор и его позиция. И, между прочим, государство поощряло это авторское начало.
Утопическое желание создать «Голливуд по-русски», мне кажется, связано с комплексом, который нам навязали: мы якобы не умеем делать машины, шить одежду. В это многие поверили, и заводы закрыли. То же самое произошло с отечественным кинематографом. Нам сказали, что кино мы снимать не умеем. Мы поверили. Ну и дураки.
При этом, подчеркну, я не заявляю о гибели современного кинематографа. Живое, настоящее творчество сохранится всегда и в любых, самых не располагающих к тому условиях. Сегодня кино по-прежнему существует. Его, правда, крайне мало, и оно, к сожалению, почти совсем не интересно зрителю. Но это уже тема для отдельного разговора.
А как же Балабанов, Звягинцев, Сигарев, Меликян — режиссеры, чьи фильмы получают престижные награды не только в России, но и за рубежом?
Вы называете фамилии очень хороших, интересных режиссеров. Хорошо, что они есть. Именно поэтому нельзя говорить о «гибели кинематографа». Я же говорю об общей картине. Безусловно, если взять за 100 процентов все, что создает сегодня российский кинематограф, то 5 процентов — это та часть, которую можно обсуждать. Но 95 процентов — это в лучшем случае жалкая пародия на фильмы в эстетике 1990-х годов.