Vogue

Открытый космос

Владимир Вдовиченков воз­вра­ща­ет­ся на экра­ны с ро­лью кос­мо­нав­та в филь­ме «Салют‑7». О том, как не рас­те­рять­ся в неве­со­мо­сти, он рас­ска­зал Vogue.

Фото: Данил Головкин. Текст: Василий Корецкий

Прихожу на ин­тер­вью в фо­то­сту­дию и вижу, как оде­тый в бе­ло­снеж­ный кос­ми­че­ский ком­би­не­зон Вдовиченков жи­вым мо­ну­мен­том воз­вы­ша­ет­ся над груп­пой фо­то­гра­фов и осве­ти­те­лей и с со­вер­шен­но дет­ским эн­ту­зи­аз­мом чи­та­ет им лек­цию о кос­мо­се — на­чи­ная с 1940‑х и ра­кет «Фау‑2». Кажется, что он так до кон­ца и не ото­шел от роли кос­мо­нав­та Федорова, ко­то­ро­го вме­сте с на­пар­ни­ком в июне 1985 года от­пра­ви­ли спа­сать необи­та­е­мую ор­би­таль­ную стан­цию «Салют‑7», вне­зап­но по­те­ряв­шую связь с Центром управ­ле­ния по­ле­та­ми. И ни­кто не знал, при­год­на она еще для жиз­ни или нет.

«Если роль ин­те­рес­ная, ты сжи­ва­ешь­ся с ней — и вот ты уже не со­всем ар­тист, ты еще немно­го и во­ен­ный. Или бан­дит. Или кос­мо­навт, — до­воль­но улы­ба­ет­ся Владимир. — Я сей­час смот­рю филь­мы про кос­мос и чув­ствую, что это все и про нас с моим парт­не­ром Пашей Деревянко. Правда-прав­да! Думаешь про себя: «Я же ез­дил на Байконур, все знаю!» Можно себе поз­во­лить немно­го по­иг­рать в кос­мо­нав­та, глав­ное, не за­иг­ры­вать­ся. Я вот, ко­гда дол­го сни­мал­ся в кри­ми­наль­ных филь­мах, уже ощу­щал себя брат­ком. И чем это за­кон­чи­лось? И стре­ля­ли в меня, и чего толь­ко не было».

Новый ге­рой Вдовиченкова, у ко­то­ро­го есть ре­аль­ный про­то­тип — кос­мо­навт Владимир Джанибеков, тоже лич­ность про­блем­ная, неспо­кой­ная. Тем уди­ви­тель­нее, что пер­вый ка­стинг Владимир не про­шел. «Мне ка­за­лось, что я чего-то не по­ни­маю, не слы­шу ре­жис­се­ра Клима Шипенко (трид­ца­ти­трех­лет­ний моск­вич, ав­тор мо­ло­деж­ных драм «Непрощенные», «Любит не лю­бит» и «Кто я?». — Прим. Vogue), что все это не мое. Может быть, по­то­му, что я слиш­ком им­пуль­си­вен как ар­тист. А кос­мо­нав­ты — это люди, име­ю­щие тум­блер. Тут недо­ста­точ­но иметь же­лез­ные нер­вы, нуж­но быть и внут­ренне тон­ким. На Земле ты дол­жен быть лю­бя­щим му­жем, от­цом, на­сла­ждать­ся пе­ни­ем птиц. Короче, кос­мо­навт — это чув­ствен­ный че­ло­век, ко­то­рый мо­жет мгно­вен­но со­брать волю в ку­лак. Эти люди уме­ют управ­лять сво­и­ми эмо­ци­я­ми, а я — не до кон­ца, я че­ло­век тем­пе­ра­мент­ный, и мне по­ка­за­лось, что это по­ме­ша­ет ра­бо­тать над пер­со­нажем».

Но через пару ме­ся­цев по­зво­нил про­дю­сер филь­ма Бакур Бакурадзе, с ко­то­рым Вдовиченков зна­ком со ВГИКа, и по­про­сил при­е­хать сно­ва. «Они ку­пи­ли меня, ко­неч­но, — сме­ет­ся Вдовиченков. — Сказали, что они еще и Лену (Елену Лядову, жену Владимира. — Прим. Vogue) по­про­бу­ют. Ну и я, ко­неч­но, от­ве­тил, что с ней сра­зу по­еду! В ито­ге Лена там не сни­ма­ет­ся, а мне ска­за­ли: все хо­ро­шо. Утвердили наc с Павлом Деревянко».

Действие кар­ти­ны «Салют‑7» про­ис­хо­дит на из­ле­те со­вет­ской эры, в 1985 году — бук­валь­но в этом же году раз­во­ра­чи­ва­ет­ся дра­ма ле­до­ко­ла «Михаил Сомов», по­ка­зан­ная в ос­но­ван­ном на ре­аль­ных со­бы­ти­ях филь­ме Николая Хомерики «Ледокол». Оба про­ек­та до­воль­но от­кро­вен­но ис­поль­зу­ют не толь­ко гол­ли­вуд­ский под­ход к рас­ска­зы­ва­нию ис­то­рии, но и но­сталь­гию по СССР. Рисуя позд­ний Советский Союз как про­стран­ство мни­мой ду­шев­но­сти и уюта, обе кар­ти­ны пре­вра­ща­ют его в де­ко­ра­цию филь­ма-ка­та­стро­фы, на­гляд­но по­ка­зы­вая, как этот теп­лый «лам­по­вый мир» раз­ва­ли­вал­ся на кус­ки, куда ни ткни.

Родившийся в 1971 году Вдовиченков ви­дит в «Салюте» нечто бо­лее глу­бо­кое: «Конечно, мы пы­та­лись сыг­рать на неко­то­рой но­сталь­гии, и в кар­тине это ощу­ще­ние со­вет­ско­го кино со­зда­ва­лось за счет ка­ких-то сцен ве­се­лья и об­ще­ния, празд­но­ва­ния дня рож­де­ния, на­при­мер. Но мне ка­жет­ся, что куда бо­лее со­кру­ши­тель­ный эф­фект тут долж­но про­из­во­дить сов­па­де­ние ха­рак­те­ра стра­ны и мо­е­го ге­роя. То есть вот мощ­ная, мо­гу­чая стра­на, но ей неку­да дви­гать­ся, и она ста­ре­ет и уми­ра­ет. Как и Федоров! Человек в пол­ном рас­цве­те сил, а ему го­во­рят: «Все, спа­си­бо, сво­бо­ден», об­ре­кая его на мед­лен­ное увя­да­ние. (Настоящий Джанибеков не дол­жен был ле­тать в кос­мос по со­сто­я­нию здо­ро­вья, мед­ко­мис­сия за­пре­ти­ла ему дли­тель­ные по­ле­ты. — Прим. Vogue.) И это в филь­ме сти­ли­сти­че­ски под­черк­ну­то: в боль­шин­стве сцен на Земле Федоров один. Вот он за ру­лем, едет сквозь ка­кой-то пе­чаль­но-жи­во­пис­ный лес. Вот сто­ит ку­рит — один. В филь­мах про кос­мос тема