«Традиции меценатов благополучно продолжаются»: директор Пушкинского музея Марина Лошак — о запрете выставок, финансовом кризисе и жизни после локдауна
О том, что происходит в ГМИИ им. Пушкина, пока он закрыт, и что нас ждет после выхода из локдауна, директор музея Марина Лошак, которая 22 ноября отмечает юбилей, рассказала в интервью Forbes Woman
Марина Лошак восьмой год возглавляет ГМИИ им. А. С. Пушкина, Пушкинский, как называют его в просторечии. За это время современное искусство прочно прописалось на главной выставочной оси центрального здания музея, появилось новое направление «Пушкинский XXI», началась работа по составлению коллекции медиаискусства, музей активно вошел в соцсети, создал «Пушкинский Youth», флешмобом заселивший окрестные особняки, и начал возводить «Музейный городок», проект задуманный еще предыдущим директором Пушкинского, Ириной Александровной Антоновой, работающей в музее уже 75 лет. Накануне своего дня рождения Марина Лошак рассказала Forbes Woman, как меняется Пушкинский в XXI веке.
— Что вы почувствовали, когда шли сегодня в свой кабинет по безлюдному пространству музея?
— Глубже прочувствовала его сущность.
— Изменит ли ее пандемия? Восемь лет назад, в честь 100-летия ГМИИ им. А.С. Пушкина, когда открылась выставка «Воображаемый музей» многие критики писали, что нет смысла мечтать о том, чтоб собрать лучшую коллекцию в мире, что в XXI веке новая стратегия развития музеев – это интенсивный выставочный обмен. Но теперь обмены прекратились. Как вы считаете, мировые выставки-блокбастеров закончились навсегда? Так же как мир уже отказался от каршеринга, а общественный транспорт, арендованные квартиры — теперь зоны повышенного риска, удел маргиналов. Как действовать музеям в ситуации, когда индивидуальное, локальное, капсульное пространство становится самым важным?
— Думаю, это все временно. Пока трудно прогнозировать, какие изменения нас ждут. По своей природе человечество быстро забывает уроки прошлого. Не сомневаюсь, что пандемия, безусловно, тоже забудется. Но благодаря этой ситуации художники, как и все творческие люди, смогут создать новые концепции. Что касается нашего пространства, я не уверена, что мы будем и дальше жить по принципу: мой дом – моя крепость. Я знакома с поколением совсем молодых людей, для которых дом – это в первую очередь сообщество близких, любимых людей. Сейчас, рассуждая о том, какова, например, роль и задача Пушкинского музея в регионах, (с присоединением сети ГЦСИ мы теперь шире, чем просто большой московский музей) понимаю, что это отнюдь не стены, а нечто больше. Это концентрированная энергия, которая соединяет нас с теми людьми, которые хотят получить наш опыт, атмосферу, мировоззрение. Компания этих людей – и есть наш дом. Мы сейчас много об этом рассуждаем, и приходим к выводу: дом шире, чем просто пространство внутри стен. Хорошую атмосферу можно создавать в самых разных пространствах. Было бы с кем, и было бы кому ее создавать.
— Как сейчас развивается музей?
— Я внимательно слежу за процессом, пока рано говорить о том, что выставки стали принципиально иными. Когда музеи откроются, будут по-прежнему проходить выставки, а блокбастеры путешествовать по миру. Зрительские предпочтения все те же: ожидание яркого, мощного, сильного впечатления. Интеллектуальные выставки почти не путешествуют. Возможно, их в будущем оценит поколение, выросшее на виртуальной коммуникации, те, кто привык самостоятельно искать нестандартные решения. Как мне кажется, именно им будут нужны выставки-концепции, которые подают неожиданные социокультурные сигналы.
А выставки шедевров в далеком будущем, как мне кажется, перестанут быть остро востребованными, такими массовыми. То есть знакомство с особо ценным предметом искусства перейдет в категорию долгожданного и труднодосягаемого. Не все зрители захотят или будут готовы пойти на этот контакт. Потому что возможности, которые дают новые технологии, позволяют в огромной степени замещать впечатления от оригинала. Огорчает ли меня это? Да, огорчает. Но я предполагаю, что желание почувствовать энергию подлинного, если и не будет массовым, как сейчас, то всегда будет определенный круг людей, которым это важно. Так же как, я уверена, в будущем бумажной книги, как бы ни развивались сейчас электронные форматы. Невозможно ими заменить тактильность бумаги или атмосферу пространства, в центре которого находится произведение искусства. Эти переживания не из области информации.
В тоже время работа с музейными знаниями должна приобрести более актуальный оттенок, стать более глубокой, более осмысленной. Вообще, точечный подход, локальность интересов – тренд сегодняшнего времени, который в будущем усилится. Уже сейчас, в том числе в пространстве интернета, Пушкинский музей перестал быть одним из немногих учреждений, куда люди стремились исключительно за знаниями об искусстве. Мы по-прежнему сильны в этой области, и наш уникальный опыт, наработанный материал трудно переоценить. Но мы понимаем, что надо придумывать новые, точечные, локальные подходы внутри этого важного поля.
— Верно ли, что за время карантина музею больше всего пригождается опыт образовательных, просветительских программ? И сегодня, платные образовательные программы составляют значительную часть бюджета ГМИИ им. А.С. Пушкина?
— Да, безусловно. Доходы от образовательно-просветительской деятельности приносят 15-20% внебюджетных поступлений в музей. Например, наш проект «Пушкинский.Youth», задуманный еще до пандемии, помог нам сориентироваться в этом турбулентном времени и ребята сами во многом придумали, как организовать виртуальную жизнь. Но все-таки, наши проекты, придуманные до карантина, предполагают не только виртуальность, но прежде всего присутствие в музее. У нас, кроме «Пушкинского.Youth», много всего. Около 3000 человек образовываются только в «Мусейоне». И изостудия, где дети соединяют свои новые знания с творческой рефлексией. Рисуют, лепят, делают эстампы, – выражают свои впечатления от увиденного, узнанного. А есть еще «Беседы об искусстве», куда дети ходят два раза в неделю, слушают лекции, глубже изучают музей. Есть Клуб юных искусствоведов (КЮИ) для подростков, куда многие из участников готовы ходить хоть пять раз в неделю. Они, по сути, живут внутри музея. И наконец-то, упомянутый ранее «Пушкинский.Youth», который вырос из этой жизни и стал сейчас полем для наших экспериментов с участием прекрасных, умных, интеллигентных, очень хороших людей. Не хочу называть их детьми, они уже вполне взрослые люди от 14 до 21 года.