Прекрасная халатность
Владелец «Метрополя» миллиардер Александр Клячин выставляет в ГМИИ им. А. С. Пушкина свою любовь — коллекцию среднеазиатских халатов из иката
День был неурочным, и двери двухэтажного особняка, построенного некогда Саввой Морозовым в центре Бухары, неподалеку от площади Ляби-хауз, были закрыты. Но не так плотно, как могло показаться. В Азии, особенно Средней, всегда есть способы открыть любые двери, и наш проводник Фируз знал один из них. Мимо сонного охранника, через двор, заставленный ведрами с краской, через заднее крыльцо, по залам в состоянии перманентного ремонта мы прошли на второй этаж, в художественную галерею Бухарского музея. Электричества не было, и портреты сподвижников эмира в ярких одеждах надо было рассматривать при скудном свете, пробивавшемся сквозь давно не мытые окна. Впрочем, свету в узбекском доме положено быть тусклым. Солнце, краски — все это снаружи, внутри — полумрак, дающий ощущение прохлады.
Глаза быстро привыкли, и картины перестали казаться темными. Наоборот, холсты будто начали светиться. Фамилии художников были сплошь русскими: Нехлюдов, Курзин, Дмитриев, Холодов, Беньков. Работы Павла Бенькова выделялись, особенно «Бухарский чиновник», написанный в начале тридцатых, когда ни эмира, ни его сановников, ни старой Бухары уже не существовало. Но халаты, слишком богатые, чтобы строить в них социализм, а потому попрятанные по сундукам и так сохраненные, можно было найти и рассмотреть. Художнику хватало воображения на то, чтобы одеть в них своих героев. Краски Бухары на картинах Павла Бенькова проявлялись, как на цветных фотографиях Прокудина-Горского, сделанных за четверть века до того.
У «Бухарского чиновника» товарищ мой Александр, до того обсуждавший с Фирузом учение Бахауддина аль-Бухари, средневекового богослова, основавшего суфийский орден Накшбанди, остановился и, рассмотрев роскошный наряд вельможи, сказал: «У меня есть такой же». «Беньков?» — переспросил я. «Нет, — ответил товарищ, — халат. Вернее, халаты, я собираю их».
Так в особняке капиталиста и мецената Саввы Морозова я узнал, что у капиталиста и мецената Александра Клячина есть довольно странное увлечение: он коллекционирует узбекские икаты, точнее, сшитые из них халаты и платья.
Коллекция началась в конце восьмидесятых, когда Александр, студент географического факультета МГУ, стал ездить в тогда еще советскую Среднюю Азию. Не на полевые исследования и не в стройотряд, а за подержанными автомобилями. Перегоном старых «Жигулей» Клячин зарабатывал первые деньги: в Узбекистане и Таджикистане благодаря сухому климату «копейки» не разлагались на ржавчину и убитую резину, а оставались пригодными к использованию долгие годы. Эти машины покупали, перегоняли из Средней Азии в среднюю полосу и перепродавали с прибылью. Помимо «Жигулей» попадались какие-то красивые вещи: ковры, вышивки сюзане, халаты. Глаз они, конечно, радовали, но коммерческого интереса не представляли — выгоднее было по пути забить багажник ящиками дербентского коньяка. Впрочем, ковры-халаты отдавались чуть ли не даром. Начитанный студент легко представлял себе героев записок царских эмиссаров, уговорами и оружием присоединявших Среднюю Азию к империи, одетыми в эти халаты и попирающими эти ковры. Вот Насрулла, эмир Бухарского ханства, принимает во дворце в цитадели Арк подполковника Константина Бутенёва, горного инженера, будущего директора Петербургского технологического института, присланного из столицы на разведку природных ископаемых. Узор небесно-синего с золотом халата эмира продолжает рисунок бирюзовых изразцов, которыми украшен куриниш-хона, тронный зал. Подполковник передает эмиру письма и дары из России, получая взамен отрезы драгоценных тканей, которые велено отвезти царю. Разговор идет о восточной поэзии (ведь здесь, в цитадели, жили Фирдоуси и Омар Хайям) и о красоте неба, по образу которого украшен айван тронного зала и соткан халат правителя. Эмир выглядит довольным и расслабленным, и Бутенёв решается выполнить еще одну миссию: попросить правителя простить и отпустить британцев — полковника Стоддарта и капитана Конолли, — прибывших ранее с миссией из Лондона и заключенных под стражу по обвинению в шпионаже и неуважении к эмиру. Россия ведет с Британией сложную большую игру, призом в которой должна стать вся Средняя Азия, и маленькая любезность могла бы добавить Петербургу очков. Эмир, не меняясь в лице, выслушивает Бутенёва, но вместо ответа дарит чудесный халат, распоряжается всячески способствовать подполковнику и дает понять, что аудиенция завершена. Через несколько дней экспедиция Бутенёва отбывает, и в момент, когда хвост каравана скрывается за горизонтом, на воротах цитадели на пиках выставляются отрубленные головы британцев. Этот раунд большой игры остается за эмиром.