Отрывок из книги Пьера-Луи Ганьона «Исчезновение Ивана Бунина»
Книга «Исчезновение Ивана Бунина» выходит осенью к 150-летию русского писателя в издательстве «Синдбад». Специалист по русской литературе Пьер-Луи Ганьон рассказывает о далеких событиях зимы 1932–1933 годов, когда Нобелевский комитет по литературе стоял перед выбором — присудить премию поддерживавшему сталинский режим Максиму Горькому, интересы которого лоббировала советский посол в Швеции Александра Коллонтай, или эмигрировавшему во Францию после Октябрьской революции Ивану Бунину. С разрешения издательства «Сноб» публикует одну из глав.
Грас, декабрь 1932
Поколесив по окрестностям Канн, в начале 1920-х Иван Бунин поселился в городке Грасе, на вилле «Бельведер». Обычно зиму он проводил в Париже, где кипела культурная жизнь, но в конце декабря 1932 года предпочел остаться в Провансе, посвятив все силы творчеству.
По мнению его супруги, писательницы и переводчицы Веры Муромцевой, в Грасе было все для удобной жизни: море, горы, мягкий, напоенный волшебными ароматами воздух, пышная природа, а во всегда оживленном старом квартале был еще и кинотеатр.
Бунин, бесконечно дороживший образом прежней России, понимал, что его приверженность традиционным ценностям не вписывается в контекст современности. Вышедшие из лона революции творцы новой пролетарской культуры подвергали остракизму тех, кто воспевал прошлое, вытесняя их на обочину культурной жизни.
Отныне русским писателям предписывалось принимать активное участие в деле радикального обновления общества. Таких грандиозных культурных проектов история еще не знала. В понимании Сталина вся страна должна была засучить рукава, для чего требовалась беспрецедентная мобилизация людских ресурсов.
По приказу ОГПУ закрылись сотни газет и издательств, неугодным авторам заткнули рты. С приходом к власти Сталина литературная жизнь Москвы и других крупных городов еще больше осложнилась. Бунина огорчали новости, приходившие из его любимой России. Он недовольно ворчал и на чем свет стоит костерил нового красного царя, вознамерившегося стереть из памяти народной славную историю дореволюционной России.
Но писатель-изгнанник не терял надежды. Вместе с навещавшими его в Грасе соотечественниками, как и он, бежавшими из большевистского ада, дабы не сгореть в нем заживо, Бунин предавался воспоминаниям о минувших днях, той золотой поре, когда писатели и другие интеллектуалы обладали свободой говорить, думать и творить. «В конце концов сталинский режим рухнет, — рассуждали эмигранты. — Разве такое может длиться долго?»
Но пока их мечта не стала явью, Бунин с монашеским упорством продолжал служить своему призванию. Неукоснительно следуя распорядку дня, он вставал рано, около половины шестого утра, выпивал чашку черного кофе или какао и удалялся в кабинет, окнами выходивший на живописную пальмовую аллею. Бунин знал, что без железной дисциплины и решимости не сможет поддерживать себя в рабочем состоянии.
Обычно после полудня писатель позволял себе сделать перерыв — помимо прочего, чтобы сходить в соседнюю деревушку за покупками. Прогулка и солнечный свет доставляли ему ни с чем не сравнимое удовольствие. В тот день, совершая свой променад, он остановился у витрины книжной лавки «Либерте» — взглянуть на прибывшие из Парижа книжные новинки.
Внимание Бунина привлекла книга недавнего лауреата Гонкуровской премии Ги Мазелина «Волки». Роман обошел «Путешествие на край ночи» Луи-Фердинанда Селина, до последнего момента лидировавшего в списке претендентов. Доктор Детуш* прокомментировал решение академиков одной короткой фразой: «Это все козни издателей...» Бунин подумал, что позже надо будет вернуться за романом Мазелина — книжная лавка открывалась во второй половине дня.