Звезда с звездою говорит
Актриса МХТ им. А.П. Чехова Раиса Максимова играет в спектакле Ренаты Литвиновой «Северный ветер». В свой 90-летний юбилей она вновь вышла на сцену Художественного театра в роли Вечной Алисы — образе, который ей предложила автор. И такая нежность, такое восхищение были в словах Ренаты, когда она поздравляла после спектакля Раису Викторовну, и с каким почтением та ей отвечала! Это был момент стилистического и интонационного единства двух прекрасных женщин, понимания и любви. Мгновение, которое захотелось остановить и поделиться им с публикой. Так возникла идея этого проекта, когда в роли интервьюера — сама Рената.
Для меня было честью поработать с Раисой Викторовной Максимовой — легендарной актрисой, старейшиной Московского Художественного театра. В моей пьесе «Северный ветер» у ее героини — Вечной Алисы такая фраза: «Говорят, есть две главные вещи в жизни — работа и любовь, но побеждает только работа»... Раиса Викторовна, по-моему, сумела эти две важные вещи совместить. В работе над спектаклем «Северный ветер» она была примером совсем молодым актеркам — тогда еще стажерам из театральной школы. Всегда готова к сцене, знает тексты, никогда не опаздывает, получает удовольствие от работы над ролью. Объединить на сцене актрису-легенду и 17-летних молодых, еще только студентов — вот счастье! Такой веер временной, такая петля, охватывающая целую жизнь, почти век. Меня восхищает одержимое служение профессии, люди, одержимые сильнее всех — даже самых талантливых! Такие и есть самая суть театра.
Раиса Викторовна, свой юбилей вы встречаете на сцене со спектаклем. Вам исполнилось… Можно о возрасте сказать?
Да, можно-можно.
90 лет. Если вы начали работать в театре с 17 лет, то получается, что творческая ваша активность продолжается 73 года. А в каком возрасте вы начали подводить итоги? Я, например, начала подводить итоги в 29 лет почему-то, потом в 30, в 40. Я даже говорила себе, что если я не сниму кино в таком-то возрасте, то моя жизнь… Я бы признала ее неудачной, понимаете? Я себе всегда выставляла какие-то планки. А какая у вас механика своей жизни?
А я итоги никогда не подводила, как-то и не думала о них. И карьеру не строила свою, я в такой простой семье родилась, что и слова такого не знала. Всю жизнь я любила театр и служила ему — вот и вся моя карьера. В 17 лет пришла на профессиональную сцену в Саратовском драматическом театре в качестве вспомогательного состава. Меня взяли без всякой школы — им нужны были совсем молодые девочки, там-то были еще дореволюционные артисты. А через два года режиссер Юрий Петрович Киселёв пригласил в саратовский ТЮЗ — это был любимый в городе театр. Юрий Петрович сделал очень хорошую молодую труппу. И ему нужна была такая артистка, как я, хотя у меня не было никакого образования. В ТЮЗе я, по существу, и начала свою творческую жизнь.
А что в вас было такого, что вас всегда брали? Вы сами как можете себя оценить, кроме красоты?
(Смеется.) Спасибо. Ну, брали, во-первых, потому, что молодая, во-вторых, органичная очень. И видимо, был какой-то дан сверху талант, вот этот уголек в сердце. В ТЮЗе я все сказки переиграла, Джульетту в «Ромео и Джульетте», Изольду в «Тристане и Изольде», в «Слуге двух хозяев» Беатриче. Меня увидел в театре Олег Павлович Табаков. Был он очень театральный мальчик. Вот он просто родился артистом, не выходил из ТЮЗа. (Смеется.) Я с ним познакомилась уже здесь, в Москве. Он потом говорил: «Рая, ты как память моей юности». Ему было 14 лет, а мне 20.
Он вспоминал еще ваши ноги, что он ходил смотреть…
(Смеется.) «Ножки эти...»
А вы были в чем-то обтягивающем?
В «Слуге двух хозяев» Беатриче переодета в мужской костюм, она в лосинах. И ноги хорошо видно было, но и мне 20 лет! Я говорила: «Олег Павлович, ну вы меня смущаете, почему вы всегда об этом вспоминаете?»
Он ценил красивых женщин.
Когда я уже с ним во МХАТе встретилась, он ко мне относился по-особенному. Землячка и «память моей юности». Перед его приходом в наш театр в 2000 году у меня был в некоторой степени провал в актерской профессии: я пять лет при Олеге Николаевиче Ефремове работала заведующим режиссерским управлением в театре, не могла делать никакие роли — эти годы выпали из работы, я играла только те роли, которые у меня оставались. Олег Павлович продлил мою творческую жизнь — так же как и вы, Рената Муратовна, продлили мне ее своим спектаклем.
Спасибо большое. А по какой системе начиная с 17 лет вы работали как театральная актриса?
Cкажу откровенно, что даже Школа-студия наша, очень хорошая, всё равно мне дала меньше, чем практический опыт работы в Художественном театре, когда я встретилась с его мастерами! Алексей Грибов! Он был потрясающий артист, я ему говорила: «Алексей Николаевич, ну вот как вы так можете играть?» «Да просто, Раюшка, — отвечал, — это же очень, очень просто». Но что за этим стояло, какая работа! Вот это и было моей школой — я видела, как играют, как живут на сцене эти артисты. Андровская, Степанова...
Ангелина Степанова для вас была тоже ролевой моделью?
Да, ведь я потом играла за нее Ирину в «Трёх сестрах». И она ко мне очень хорошо, внимательно, по-человечески отнеслась. А могла бы и наоборот.
У вас была какая разница в возрасте?
Лет тридцать, наверное. Я пришла в театр в 26 лет.
И она за 50 играла 18-летнюю Ирину. Вы считаете, это нормально?
Это уже другая история. Ведь и Клавдия Еланская играла Ольгу в «Трёх сестрах» Немировича-Данченко, в этом прекрасном спектакле, а Машу играла Алла Тарасова.
Тарасова? А сколько же ей лет было в 56-м году? Это же боже мой…
Тоже под 60 лет. А в 1956 году рухнул «железный занавес», и открылась дверь в Европу, в мир. Вскоре в Москву приехал английский антрепренер — мистер Добни, очаровательный такой, настоящий джентльмен. Он должен был отобрать у нас в театре чеховские спектакли, чтобы повезти их в Лондон. Посмотрел «Три сестры» и сказал: «Прекрасный спектакль, но у меня одно условие, категорическое: всех молодых героев должны играть молодые артисты». И ввели в спектакль молодежь: Ольгу играла Кирочка Головко, Машу — Маргарита Юрьева, и я — Ирину. И Станицына вывели из «Трёх сестер», и Ливанова, и Массальского — они все еще играли.
И как они это пережили?
А что им было делать? Это был приказ правительства. Но всё равно они в 1958 году поехали в Лондон на гастроли, сделали для себя «Вишнёвый сад» быстро-быстро.
И кто же играл Раневскую — Тарасова?
Ну конечно.
Вы серьезно?
(Смеется.) И в Лондоне вышла статья, что «жирный рябчик прилетел к нам».
А «жирный рябчик» — это Тарасова?
А кто же еще. Может, этого не надо говорить?
Почему не надо, раз так было написано в газете. Я, кстати, знаю, что именно вам Тарасова много чего тормозила в театре, будучи директором и примой. И любимой артисткой Сталина.
Любимой артисткой Сталина, женой Ивана Москвина, который был депутатом Верховного Совета и директором театра вплоть до своей смерти в 1946 году. А в 50-е и 60-е во МХАТе не существовало главного режиссера, и театром руководил триумвират: Ливанов, Станицын и Кедров, у каждого свои, так сказать, труппы. А Алла Константиновна Тарасова была самая главная над всеми, она была директор.
А как ей удалось консолидировать такую власть? С вашей точки зрения, чем она таким обладала?
Она была очень сильной, очень властной. Она же играла в «Петре Первом» императрицу Екатерину I — саму себя играла. И как-то полувсерьез-полушутя сказала нам, артисткам молоденьким: «Учтите, в спальню к мужчине надо входить горничной, а выходить — королевой». В 56-м Таню Доронину, мою однокурсницу, должны были взять в театр, но Алла Константиновна воспротивилась и нашла причину: Таня в это время с кем-то поссорилась, кому-то нагрубила...