«Биохакеры торгуют своим телом»
Появилось движение, бросившее вызов биохакингу — модному направлению, которое призывает остановить старость любой ценой. Новая тенденция прямо противоположна: она отстаивает право на старость. Почему это важно человеку и природе, «Огоньку» объясняет член комиссии по биоэтике МГУ, философ Елена Брызгалина
-Елена Владимировна, недавно вы сделали доклад, в котором звучит тезис, что человек должен иметь право на старение. С чем связана такая неожиданная постановка вопроса?
— С тем, что она крайне актуальна сегодня. По мере развития биомедицины появляется все больше данных о том, что такое старение, и все активнее обсуждаются способы, как старость «хакнуть», то бишь взломать, с помощью современных знаний и технологий. Но ведь помимо биологического измерения у старения есть и иные смыслы — культурные, социальные, личные, и они связаны с пониманием природы человека. Мне как философу представляется неоднозначным призыв «активно лечить старение», в том числе через биохакинг (попытка отсрочить старость с помощью медикаментов и технологий.— «О»). Само собой, к отказу от достижений науки я не призываю, но мы должны понимать, куда это нас ведет.
Обозначить грань между разумными усилиями по продлению жизни при сохранении ее качества и «взламыванием старости» трудно, особенно на фоне массового отказа принимать реалии возрастных изменений. Современная культура сеет страх старости, учит бояться смерти, а бизнес эксплуатирует желание избежать боли и сохранить красоту любой ценой. Мне кажется, эта позиция не позволяет понять истинный смысл старения, ведет к депрессии, обиде на «несправедливость» жизни, а заодно и к негативной реакции на молодежь и все новое. Неспроста в противовес такой тенденции сегодня многие, в том числе и селебрити, ратуют за естественное старение, заявляют о публичном отказе от пластических операций, омоложения рискованными процедурами, даже от окрашивания волос. По сути, они против того, чтобы массовая культура концентрировала наше внимание лишь на одном измерении феномена — телесном старении.
— Как бы то ни было, но движение биохакинга в мире крайне активно. С чем это связано? Человек ведь всегда стремился жить если не вечно, то как можно дольше. И в чем тогда нынешние биохакеры первопроходцы?
— Вы правы, люди, не согласные с естественным течением процессов, были всегда. И во многом они определяли прогресс науки. Но биохакинг имеет отличия. Он начинался как практика — конкретные люди видели в своем теле объект для эксперимента и пытались выйти за пределы того, что предопределено природой. Понятно, что эти границы пытались раздвинуть веками, но использовали способы, связанные главным образом с личным усилием, с тренировками — когнитивными или физическими. Тех возможностей, которыми вооружают современные наука и техника в этой области, не было никогда.
Что такое «биохакинг», сегодня строго не определено: подразумевается весьма обширный спектр телесных вмешательств. Последователи трансгуманизма, к примеру, видят в современном человеке лишь переходный этап на пути к постчеловеку. Вот они и приветствуют любые практики, ускоряющие такой переход, а это не только биохакинг, но и все технологии, направленные на достижение бессмертия, — от криоконсервации до соединения тела с кибернетическими устройствами, вплоть до переноса сознания человека на небиологические носители. В этом и разница с прошлым — сегодня пытаются не просто изменить границы, а взломать их, что называется, хакнуть. А энтузиасты испытывают на себе те возможности, которые предоставляет наука.
— Но цель та же — отсрочить старость. А что наука понимает под этим словом?
— Если смотреть исторически, то возраст человека — понятие, больше связанное с социальными стандартами. Скажем, если в Средневековье ребенок доживал до пяти лет, то дальше он жил фактически жизнью взрослого человека. Шел в подмастерья, если родители были ремесленниками. Изучал военное искусство, если был сыном рыцаря. В средневековых летописях с восхищением описывают те семьи, которые жили так долго, что увидели своих внуков. Средняя продолжительность жизни, по мнению историков, была лет 35.
Что касается философии, то она рассматривает несколько стратегий старости. Первая исходит из представления о линейности бытия: к определенному возрасту привязаны определенные социальные роли, смена этих ролей так же естественна, как и старение, поэтому эти процессы следует принимать как неизбежность.
Вторая стратегия — в процессе жизни человек накапливает некий объем знаний, поэтому с возрастом обретает множество плюсов. Он продвигается в постижении смысла жизни, постижении самого себя и происходящего в мире, в передаче опыта. Это тоже время труда, но особого — в духовной сфере. Именно в этом возрасте есть шанс ощутить себя свободным, не вовлеченным в гонку…
— Ну, эта стратегия, согласитесь, явно не для России. У нас старость приравняют, скорее, к болезни, чем к свободе.
— Соглашусь. Конечно, есть проблемы с материальным благополучием в старости, с качественной массовой медицинской помощью, с отношениями между поколениями. В России очень высокое неприятие тех процессов, которые связаны с возрастом. Даже если внешне человек их вроде бы принимает, то внутренне к тем изменениям, которые с ним происходят с годами, он не готов. Почему? Да потому, что перемены трактуются в основном как телесные, без акцента на внутреннюю работу. У нас вообще возраст во многом является критерием оценки человека: в целом я бы даже сказала, что в обществе процветает эйджизм, то есть дискриминация по возрасту. Причем негативно относятся не только к пожилым, но и к молодым. У нас ведь как говорят обычно? Либо: молод еще, чтобы судить! Или: ты уже старый, тебе не понять…
— А в какой момент, на ваш взгляд, стало распространяться представление, что старым быть не только плохо, но еще и стыдно?
— Думаю, когда стала меняться структура смертности. Социологи, напомню, разделяют ее на два вида — пререпродуктивная (это когда человек умирает до достижения детородного возраста) и пострепродуктивная. По мере открытия природы детских инфекций и внедрения массовой вакцинации преобладать стала пострепродуктивная смертность. Потери, связанные с ней, восполняются очень быстро, несмотря на все войны и революции. И на фоне прогресса медицины становится значимым уже не только сам факт сохранения жизни. На первый план выходит ее качество. Эта тенденция еще больше усилилась во второй половине ХХ века, когда экология развилась в настоящую науку, а медицина отделила репродуктивное поведение от сексуального и создала доступные способы контроля рождаемости.