Может ли цвет настроения стать зелёным?
К вопросу о развитии цветообозначений в разных языках
Язык, которым человек овладевает с детства, полностью определяет его мировоззрение, — так утверждают сторонники гипотезы лингвистической относительности, предложенной Бенджамином Уорфом в 20-х годах прошлого века. Это означает, что мы видим мир таким, каким его «описывает» наш язык, следовательно, носитель английского мыслит несколько иначе, чем носитель китайского или японского языков.
Для лингвистов и культурологов гипотеза чрезвычайно заманчивая. Она допускает возможность, что специалист получает в свои руки достаточно надёжный инструмент, подобный окну или магическому шару, который позволяет взглянуть на мир глазами представителей самых разных культур. Конечно, это всего лишь сравнение, которое сильно упрощает характер отношений между языком и мышлением. Подобной прямой связи быть не может: языковые конструкции и мыслительный процесс, безусловно, имеют точки пересечения (особенно, если анализировать внутреннюю речь или фонетические отрезки, помогающие запомнить нам правила умножения или порядок цветов в радуге), но всё же остаются обособленными и достаточно сложными по структуре феноменами.
В современной лингвистике принято говорить о «сильной» и «слабой» версии гипотезы Б. Уорфа.
Сильный вариант лучше всего характеризуют слова философа Людвига Витгенштейна: «Границы моего языка означают границы моего мира». Или, о чём уже было сказано: наши мысли и суждения полностью определяются (детерминируются) тем языком, на котором мы говорим.
Слабая версия предполагает всё же ограниченную связь между языком и мышлением. Мышление в этом случае признаётся свободным от языковых структур, но некоторые признаки окружающего мира будут учитываться в первую очередь носителями тех языков, в которых они выражены с помощью слов и грамматических конструкций. В качестве примера можно вспомнить предлоги места в корейском языке, которые указывают не только на расположение объекта на поверхности или внутри чего-либо, но и на степень связи/соединения с окружающим пространством (например, «магнит на холодильнике» и «кружка на столе» будут обозначены разными предлогами, так как кружку гораздо проще оторвать от стола).
Чтобы прояснить суть гипотезы, давайте обратимся к лексической группе, которая может поведать нам немало интересного об особенностях конструирования окружающей реальности с помощью языка. А именно — к цветообозначениям.
«Почему мы остановили выбор на этой группе?» — спросите вы. Это объясняется двумя особенностями.
Во-первых, цветовое зрение представителей разных культур идентично, а значит, мы имеем дело с объективно существующим фрагментом внеязыковой реальности. Некоторые цветовые ассоциации претендуют на то, чтобы иметь общечеловеческое значение. Красный повсеместно отмечается как сильный, «тяжёлый», эмоциональный. Синий единогласно признан «хорошим». Люди предпочитают скорее светлые тона цвета, нежели тёмные, и «лёгкие» цвета — более популярны.
Во-вторых, различные цвета достаточно легко представить нелингвистическим способом, предложив представителям разных культур одни и те же карточки разных цветов и оттенков.
Как работает система цветообозначений в различных языках — вопрос вроде бы простой, но это не совсем так. Достаточно рассмотреть названия для синего и зелёного цвета, которые во многих языках (в отличие от русского) обозначены одним и тем же словом.