Как мир становился многополярным
Бурное развитие многополярных отношений было фактически предрешено бескомпромиссным наступлением американского гегемонизма. Мир — как любой живой объект — не терпит моноконструкций. Цели многополярного мира очевидны: равноправные международные отношения, уважение национального суверенитета, глобальная безопасность, ценностная альтернатива западному универсализму.
Концепция многополярности становилась флагманской для российской внешней политики постепенно, еще с середины 1990-х годов, когда ее первые контуры наметил Евгений Примаков. По мере укрепления представлений о собственном государственном суверенитете и одновременного ухудшения отношений с западным миром Россия все чаще заявляла о необходимости реорганизации международных отношений и ухода от американского гегемонизма. А после начала острой фазы украинского кризиса вектор на многополярность стал у нас доминирующим и, что важно, был поддержан иными полюсами глобального мира.
В то же время противоречивые взгляды на многополярную модель сохраняются как в политических, так и в научных кругах. Впрочем, неопределенность на данном этапе естественна. Процесс формирования нового миропорядка займет как минимум десятилетие, и он будет складываться в непосредственной работе дипломатов, бизнеса, политиков.
После разрушения биполярной системы стремление к более справедливому миропорядку, скорее, мотивировалось попыткой ограничить бесконтрольное американское влияние, хотя в российской политике 1990-х годов это была непопулярная линия: сильны были иллюзии о перспективе слияния с западной моделью. План развития трехстороннего сотрудничества России, Китая и Индии (РИК), предложенный в 1996 году тогдашним министром иностранных дел Евгением Примаковым, шел против мейнстрима.
Но уже в 2004 году президент РФ Владимир Путин отметил, что «попытки перестроить созданную Богом многоликую и многообразную современную цивилизацию по казарменным принципам однополярного мира представляются крайне опасными». На знаменитой речи в Мюнхене в 2007 году он заявил в лицо западным лидерам, что для современного мира однополярная модель не только неприемлема, но и вообще невозможна: «И не только потому, что при единоличном лидерстве в современном — именно в современном — мире не будет хватать ни военно-политических, ни экономических ресурсов. Но, что еще важнее, сама модель является неработающей».
В 2022 году, после начала СВО, Владимир Путин прямо сказал, что «многополярная система международных отношений активно формируется». «Этот процесс необратим, он происходит на наших глазах и носит объективный характер», — заявил глава государства в обращении к участникам X Петербургского международного юридического форума.
То есть стремление к уходу от однополярного миропорядка в дискурсе российской внешней политики фигурирует уже более двух десятков лет, его поддерживают с разной степенью энтузиазма многие, в том числе китайцы, индийцы, арабы, африканцы. Однако до сих пор концепция многополярности не обрела прочных теоретических оснований. Почему?
Одна из основных причин заключается в том, что американский гегемон неплохо использовал в своих интересах либеральный миропорядок, который подразумевает глобализацию, взаимосвязанность открытых рынков, источник инвестиций для развивающегося мира, хотя и требует в обмен на участие в общей «кормушке» уступать часть суверенитета. До поры до времени эта концепция работала, создавая для развивающихся стран иллюзию возможности выбраться из нищеты. Но, «выбравшись из нищеты», мировое большинство обнаружило, что под соусом глобальной экономики происходит регулярное оттягивание добавленной стоимости в пользу Запада. При этом развивающиеся страны в 2020 году обнаружили, что их совокупный продукт превзошел совокупный продукт «золотого миллиарда». Это стало мощным сигналом заподозрить скорый крах однополярной или либеральной модели мироустройства.
А 2022 год вообще изменил многое. Россия показала, что американоцентричным правилам можно не только сопротивляться и выжить, но даже развиваться и наращивать темпы экономического роста. Такой урок в первую очередь важен для Китая.
Проблема же в том, что западным институтам регулирования, права и финансов сейчас нет альтернативы. Для конструирования новых придется нести издержки. Отсутствует и альтернативная неолиберальному учению идеология: этот вакуум постепенно заполняет консерватизм в противовес «новой этике», однако консервативные силы слишком фрагментированы.
В итоге новые мировые полюса хотят справедливого мироустройства, но в рамках старых и испытанных институтов западной цивилизации, только возвращенных к базовым концепциям равноправия. Поэтому до сих пор в представлении о многополярности много лакун.
Теории и практики
В связи с существованием многочисленных теорий многополярности отметим основные конструкты, чтобы представить читателю относительно целостную картину.
Как правило, исследователи многополярности в первую очередь обращают внимание на особенности выстраивания международных отношений в последние пять веков, хотя мир в ту эпоху был европоцентричным. Однако именно в бурных столкновениях держав Старого Света постепенно рождались нормы сожительства и регулирования интересов народов и элит.
Эксперты-международники определяют историю международных отношений этого времени в виде чередования гегемонистских и балансирующих порядков. Вестфальская система, положившая конец Тридцатилетней войне после 1648 года; затем Венская система, возникшая после наполеоновских войн; позже, в XX веке, Версальская и Ялтинская системы, поставившие точку в двух мировых войнах, — все эти договоренности стали реакцией государств на разрушительные кризисы и были призваны предупредить новые конфликты. Ни одна из них не привела к равновесным отношениям между участниками, но каждая внесла лепту в формирование правовых основ формирующегося миропорядка.
Вестфальская система закрепила представление о суверенности государств, ранее встроенных в иерархическую структуру под доминионом папы римского или римского императора. Венская система задала представление о сферах влияния и стала первой попыткой сформировать масштабную систему коллективной безопасности в Европе.
Версальская и Ялтинская системы добавили в конструкт международных взаимоотношений конфликт идеологий (коммунизм против капитализма) и зафиксировали стремительно растущую роль Соединенных Штатов как западного доминиона.
В разгар конкуренции США и СССР в рамках биполярной системы, в 1960– 1970-е годы, в научных и околополитических кругах начали рождаться прообразы теорий многополярности.
В разных интерпретациях они звучали и в Советском Союзе (в контексте антиколониализма и повышения роли развивающихся стран), и у Мао Цзэдуна, который разработал «Теорию трех миров», разделил мировые державы по уровню влияния и предполагал их постепенное сближение. В начале 1990-х его учение легло в китайскую доктрину о многополярности — доцзихуа: она предполагала постепенный уход от однополярности в «гибридную», «гибкую» структуру мировой политики.
Но самое активное изучение темы многополярности происходило в Европе и США.
Почему именно тогда в мире задумались о трансформации миропорядка? Сошлось множество факторов: появление сильных экономических центров в Европе и Японии, энергетический кризис и первое ощущение взаимозависимости регионов мира, поражение США во Вьетнаме и ядерная гонка, которая постепенно обнуляла возможности сверхдержав на силовое доминирование из-за страха взаимоуничтожения. Эти факторы вылились в заочный спор нескольких школ, группирующихся в основном вокруг реалистов и либералов (а затем неореалистов и неолибералов).
В середине прошлого века и те и другие считали, что в конце концов биполярная система и гегемонизм сменятся более разнообразной представленностью мировых полюсов. При этом реалисты предсказывали возникновение новых центров силы при снижающейся военной мощи США, отмечая при этом, что государства всегда будут конкурировать между собой. Либералы во главу угла ставили значимость глобализации и мирового экономического роста, а порядок вместо гегемона, по их мнению, должны обеспечивать универсальные институты и ценности.
И те и другие ошиблись: после развала СССР потенциал США резко вырос, на время возник мир, по сути однополярный. Адаптировались к этим условиям либералы, признав статус Соединенных Штатов как охранителя не только либеральных институтов, но и мировой безопасности. Реалисты на время ушли в тень.
Догма известного философа Фрэнсиса Фукуямы о «конце истории» при безальтернативном торжестве либеральных демократий, возникшая в 1992 году, постепенно выродилась в убеждение о безальтернативности американского гегемонизма. В середине 2000-х годов госсекретарь США