Хоп, рэперок: что общего у Розенбаума, «Каспийского Груза» и Моргенштерна?
В сентябре Моргенштерн (признан иноагентом) выпустил шансон-трек «Черный русский», на что Хаски отреагировал постом в духе «не надо, граждане». Дмитрий Кузнецов написал в телеграм-канале, что «сам ведет работу в этом направлении», то есть пишет шансон, что автоматически обесценивает «потуги» его коллег на этом поле. Рассказываем, что общего у рэпа и шансона и почему вдруг об этом заговорили.
Музыкальная индустрия новой реальности полна сюрпризов, но этот скорее закономерность, чем неожиданность. Почему одна из главных фигур русского хип-хопа решила взяться за блатной звук из 1990-х, а не за очередной рэп-поджанр? И можно ли считать перформанс Алишера началом нового тренда?
Для начала стоит обратиться к истории. На французском слово «шансон» означает «песня». За свое существование жанр неоднократно менял звучание. Он начинался с песен поэтов-труверов, в XIX веке стал важной частью кабаре-культуры (Аристид Брюан), а в середине XX века соприкоснулся с джазом и блюзом (Шарль Трене, Серж Генсбур).
Позже энтузиасты научились смешивать стиль с чем угодно. Так, группа AIR в 1990-х соединила мотивы шансона с трип-хопом и электроникой. Тем самым они доказали, что жанр не ограничен пафосом кабаре или уличными стихами под три аккорда. Его идеи будут актуальны всегда.
Оказалось, что шансон не про звук, а про поэтичный лайфстайл. Песни в нем посвящены любви, разлуке, скорби и трепетной природе человеческих чувств. Шансон воспевает повседневные переживания и знакомые каждому эмоции так, чтобы в этих рассказах ощущалась Эйфелева башня где-то на фоне.
Народность стиля обусловлена его изначальным законом «кто написал песню, тот ее и поет». Искренность артиста вкупе с простым исполнением выстраивает моментальную связь со слушателем.
Русский шансон унаследовал от французского главные черты — народность и романтику. В XX веке он делился на песни арестантов и авторскую бардовскую песню. А ближе к нулевым сформировался как радийная ниша, где есть место и для душевных гитарных баллад (Александр Розенбаум с его «Гоп-стоп»), и для задорных эстрадных песен с громкой бочкой («Воровайки», «Бутырка).
У русского шансона была примерно такая же цель, что и у американских фильмов про мафиози, — не превознести маскулинного преступника, а показать, что за его образом скрывается уязвимость и чувственность. Романтика русского шансона — это и тяга к вольной жизни, и страх перед ней, существование в криминальном обществе, мотив тоски и одиночества, роль верной супруги в период заключения. Таким образом, переживания арестанта в этих песнях почти ничем не отличаются от других песенных традиций (например, фольклора и былин). Это рассказы про всечеловеческие радости и горести.