Запах рецессии
Поставленные президентом задачи все резче контрастируют с настроением людей, которым эти задачи решать. Прогнозы правительства не предполагают ускорения экономического роста в этом году. Более того, появились признаки надвигающейся рецессии. Причина — резкое замедление реального предложения денег в экономике. Если Центральный банк все-таки уклонится от решения этой проблемы, то частично ее могло бы решить правительство.
В феврале, впервые за два года, в стране упали продажи легковых автомобилей. Аналогичное падение продаж в начале 2013 года надежно сигнализировало об остановке роста и последующем спаде в экономике. Можно было бы и не обращать внимание на этот сигнал, оставайся он единичным. Но так же повели себя и другие опережающие индикаторы. В декабре 2018-го упали грузоперевозки по железной дороге (см. график 1). О важности этого показателя говорит тот факт, что им пользуются такие авторитетные люди, как бывший глава ФРС Алан Гринспен и премьер КНР Ли Кэцян. Гринспен писал о железнодорожных перевозках следующее: «В XX веке было уже достаточно данных, чтобы делать оценки объема и изменений в национальном производстве. Загрузка железнодорожных вагонов стала популярным показателем (я до сих пор использую эти данные, чтобы отслеживать промышленную активность на еженедельной основе)». А Ли Кэцян предложил оценивать реальное экономическое развитие Китая по объемам потребляемой энергии, грузовых железнодорожных перевозок и новых кредитов. После этого в зарубежной прессе появился термин «индекс Ли Кэцяна». В России этот индикатор тоже прекрасно работает. Например, в конце 2012 года Владимир Якунин, тогдашний глава РЖД, сообщил о падении перевозок и подчеркнул, что оно произошло не из-за отсутствия вагонов. «Груза нет», — сказал он. Это было начало замедления роста ВВП в России, закончившееся кризисом 2015 года.
Даже о кризисе 2008 года, который, казалось бы, неожиданно наступил осенью, индикатор предупреждал: падение перевозок началось еще в июне того года.
Что сейчас? После падения в декабре прошлого года перевозки показали нулевой рост в феврале, а если учесть, что в этом году в феврале был один дополнительный рабочий день, это равносильно падению. Еще раньше, чем железнодорожные перевозки, с августа 2018-го, начали падать продажи тяжелых грузовиков (см. график 2). Грузовой автомобиль — инвестиционный товар. Поэтому динамика рынка грузовиков — хороший индикатор состояния экономики. Сейчас этот индикатор говорит, что положение в экономике ухудшается.
Наконец, о замедлении инвестиций говорит и сокращение объемов перевозки цемента, начавшееся еще раньше, в марте 2018-го.
Чем можно объяснить появление всех этих негативных сигналов? Ведь цены на нефть высоки. По прогнозу правительства на 2018 год, они должны были бы составлять всего 43,8 доллара за баррель Urals. Фактически же по итогам года средние цены достигли 70 долларов. Одно из следствий победы действительности над прогнозом правительства — рекордный профицит счета текущих операций и положительное сальдо торгового баланса — в размере около 200 млрд долларов. Опять-таки инфляция по историческим меркам низка, а доходы бюджета заметно превышают расходы. Казалось бы, чего еще не хватает российской экономике для бурного роста?
Среднегодовые темпы грузоперевозок снижаются с сентября 2018 г.
Рынок тяжелых грузовиков в России падает с августа 2018 г.
Экономике не хватает денег
Экономике России для роста не хватает… всего-навсего денег. Конечно, глава Банка России Эльвира Набиуллина могла бы возразить: помилуйте, господа, денежная масса (денежный агрегат М2) за 2018 год выросла в России на 4,7 трлн рублей (с 42,4 до 47,1 трлн, или на 11%). Это так. А с июня 2013 года, с момента назначения Набиуллиной главой ЦБ, денежная масса выросла и вовсе на 18 трлн рублей (+66%).
Из уст то одного, то другого представителя власти или экспертного сообщества мы слышим «Деньги у нас есть». За этим следует, в зависимости от политической платформы говорящего, либо обвинение банков в нежелании финансировать бизнес, либо обвинение бизнеса в отсутствии хороших проектов, либо и вовсе обвинение государства в неэффективности.
Как объяснить этим людям, что как раз денег-то российской экономике и не хватает?
Начнем, с азбучной истины: все перечисленные выше цифры — это номинальные величины. Если мы считаем ВВП в реальном выражении (то есть с учетом роста цен), то и денежную массу тоже надо считать реальную. В 1996 году ВВП России номинально вырос на 41%, но радости от этого было мало, поскольку реальный ВВП упал на 3,6%. Во время кризиса 2015 года номинальный ВВП тоже рос (+5,3%), а реальный ВВП в это же время падал (2,5%). Номинальная денежная масса в 1992 году выросла в семь раз, но из-за разгула инфляции (2608%, цены выросли в 26 раз!) в реальном выражении она сократилась в 3,6 раза. Именно этим «исчезновением реальных денег» экономике России был нанесен самый чудовищный урон за последние 70 лет. ВВП в 1992 году показал падение на 14,5%.
Президент России Владимир Путин оперирует данными по ВВП. На ежегодной пресс-конференции он по памяти точно назвал падение ВВП России в 2009 году (7,8%). Но знает ли он, что это падение произошло из-за драматического падения реальной денежной массы (22% на 1 апреля 2009 года)? Сейчас в реальном выражении темпы роста денежной массы упорно замедляются и находятся уже на предкризисном уровне (см. график 3).
График понять несложно. Настораживаться следует тогда, когда темпы опускаются на предкризисный уровень (красная пунктирная линия на графике 3). В этом случае неумолимо приближается угроза сжатия реальной денежной массы, а это всегда приводило к падению ВВП. Так было во время всех кризисных эпизодов последних 22 лет.
1998 год. В течение июня темпы прироста реальной денежной массы резко сократились — с 6 до 0%. Причина: валютные интервенции ЦБ. Далее последовал кризис 1998 года.
2008 год. Замедляться темпы прироста реальной денежной массы начали еще в 2007 году. Но в октябре 2008-го они резко упали — с 7 до 1%. Причина та же: валютные интервенции ЦБ. Падение ВВП в России в 2009 году (7,8%) стало самым большим среди стран «большой двадцатки».
2014 год. В марте темпы вновь резко снизились — с 6 до 1,5%. И опять главная причина — валютные интервенции. Рост производства прекратился, а в 2015 году, произошло падение ВВП на 2,5%.
2019 год. На 1 февраля темпы прироста реальной денежной массы упали до 4,7%, а на 1 марта опустились еще ниже, до 4,4%. Если ситуация будет развиваться так же, как в описанных выше эпизодах, то нас ожидает очередной кризис.
Одна из причин нынешнего замедления прироста реальной денежной массы — завуалированные валютные интервенции ЦБ во втором полугодии прошлого года. В ходе обычных валютных интервенций Центробанк просто изымал рубли из экономики, выкупая их на бирже за валюту. В этот раз под благовидным предлогом борьбы с ослаблением рубля ЦБ вновь стал изымать рубли из экономики и отдавать за них валюту, но только теперь он делал это не через биржевые торги, а через взаимодействие с Минфином.
Темпы роста реальной денежной массы уже предкризисные
Для роста ВВП денежная масса должна расти быстрее цен
Поднять экономику можно только используя денежный рычаг
Корреляция между реальной денежной массой (РДМ) и реальным ВВП в нашей экономике почти стопроцентная (99,78%), это наглядно показано на графике 5. Такая жесткая взаимосвязь говорит о том, что российская экономика, как ползунок эквалайзера, постоянно двигается вдоль одной и той же траектории. Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что в умелых руках этот финансовый ползунок с почти стопроцентной гарантией обеспечит быстрый ответный рост экономики, как это случилось в наше «славное десятилетие» 1999–2007 годов. Но точно так же в руках неумелых все с той же почти стопроцентной гарантией этот финансовый ползунок ввергает экономику в кризис, как это случилось в 1991–1996, 1998, 2008–2009 и 2014–2015 годах.
Зависимость ВВП от реальной денежной массы не уникальная российская особенность. Такая же зависимость наблюдается в большинстве стран мира. Например, в таких разных экономиках, как Япония и Бразилия, наблюдается точно такая же картина (см. графики 6 и 7).
Что же заставляет экономику то идти вверх, то падать? Обратная сторона этого вопроса: а чем реально могут управлять экономические власти? Надо понять одно: сдвинуть «ползунок» вверх власти не могут — приказать экономике расти, увы, невозможно. А вот тянуть «ползунок» вправо — вполне посильная для экономических властей задача.
Если это так, то встает вопрос: как нарастить реальную денежную массу? Ответ несложен. Чем сильнее рост денежной массы опережает рост цен, тем быстрее растет реальная денежная масса (см. график 4), а с ней и ВВП. Так, гигантское превышение темпов роста массы денег над ростом цен в 2000-е годы способствовало быстрому росту ВВП. Эта взаимосвязь очень хорошо видна на графике: чем больше расстояние между зеленой и синей линиями, тем больше «пространство» для роста экономики. Когда же зеленая и красная линии начинают сближаться, то и места для роста ВВП становится все меньше.
Ощущение близости рецессии, вынесенное в заголовок статьи, возникло далеко не случайно. Динамика показателей такова, что денежная масса вот-вот начнет расти медленнее цен, а значит, сокращаться в реальном выражении. Но и текущее замедление темпов прироста РДМ без последствий не останется. Более того, некоторые из этих негативных последствий уже проявились в виде падения перевозок и рынков автомобилей. Но еще есть время и возможность «отделаться» всего лишь замедлением роста ВВП и инвестиций, как это было в 2002 и 2005 годах. Что для этого нужно сделать?
Взаимосвязь ВВП и РДМ почти стопроцентная
Что может Центробанк
Оба важнейших финансовых рычага — и рост денежной массы, и инфляция — находятся в зоне ответственности Центрального банка. Именно он, эффективно управляя этими двумя показателями, может быстро предотвратить намечающийся кризис. Более того, Центробанку под силу не только купировать наступающий кризис, но и ускорить темпы экономического роста в течение двух-трех месяцев.
Начнем с инфляции. Снижение инфляции явно способствует расширению того «пространства экономического роста», о котором мы написали выше. И приверженность Центробанка контролю над инфляцией стоит только приветствовать. Можно отметить, что, хотя все перечисленные выше кризисы начинались с валютных интервенций ЦБ, главным «пожирателем» реальной денежной массы затем становилась инфляция. И это лишь подчеркивает важность усилий ЦБ.
Однако одной инфляцией дело экономического роста не поправить, потому что этот инструмент имеет естественные ограничения. Наглядная иллюстрация ограниченных возможностей роста за счет низкой инфляции — 2018 год. В течение этого года инфляция держалась на самых низких за всю историю наблюдений уровнях, порядка двух процентов. Но из-за низких темпов роста денежной массы «пространство» для роста экономики оставалось крайне малым (см. график 5).
Второй рычаг ЦБ — рост денежной массы. Он настолько мощный, что, например, в 2001 году даже при относительно высокой инфляции, порядка 20%, прирост денежной массы, достигавший тогда 50–60%, обеспечил высокие (свыше 5%) темпы роста ВВП.
Сейчас, в начале 2019 года, инфляция подскочила примерно на 3–4 процентных пункта, что уменьшило пространство для роста ВВП. Центробанк может легко компенсировать этот инфляционный скачок, если поднимет темпы прироста денежной массы с сегодняшних 10–12% до 15–16%. Это предохранит от рецессии, но послужит лишь сохранению низких темпов роста.
Если же Центробанк воспользуется опытом 2010 года (когда денежная масса росла на 30–35%), а еще лучше — 2000–2008 годов (когда денежная масса росла на 30–60% в год), то он сможет не только предотвратить надвигающийся кризис, но и обеспечить выход на темпы роста ВВП более 5% в год.
Зависимость ВВП Бразилии от реальной денежной массы (1996-2014)
Нам не надо как в Зимбабве
Еще раз стоит подчеркнуть: экономике необходим рост не просто денежной массы, а денежной массы именно в реальном выражении. Если при росте денежной массы не держать под контролем инфляцию, то даже гигантские темпы роста денежного предложения не помогут. Именно это случилось относительно недавно в Зимбабве, а сейчас на наших глазах происходит в Венесуэле: при безудержном росте количества нулей на купюрах и количества самих этих купюр, реальная покупательная способность денег стремительно сокращается.
Но возможен ли вообще такой рост денежной массы, который не ускоряет инфляцию? Да, возможен. Это просто факт из жизни, и Россия 2000-х годов наглядный тому пример.
За счет чего это достигается? Откроем один из главных секретов: ставки ЦБ не должны быть слишком низкими. Точнее, они ни в коем случае не должны быть ниже инфляции, то есть в реальном выражении ставки должны быть положительными, а не отрицательными. В 1992–1995 годах ставки ЦБ были значительно ниже инфляции (ставка 210% при инфляции 2600% означает реальную ставку минус 90%).
Получается парадокс: чем выше ставка ЦБ, тем легче ему наращивать денежную массу в реальном выражении. Похоже, в Центральном банке начинают это понимать. В своем выступлении в Госдуме Эльвира Набиуллина, отвечая на вопросы депутатов, отметила, что высокие ставки помогают наращивать коэффициент монетизации экономики.
Зависимость ВВП Японии от реальной денежной массы (1966-2014)
Что может правительство
Но что, если и на этот раз ЦБ упустит возможность избежать кризиса в российской экономике? Может ли что-то сделать правительство?
Да, может. Хотя возможности правительства в денежно-кредитной сфере ограничены, ряд действий по купированию кризиса оно предпринять способно.
1. Уговорить ЦБ содействовать росту экономики.
Во-первых, правительство может призвать ЦБ содействовать росту экономики. В конце концов, и премьер Дмитрий Медведев, и первый вице-премьер Антон Силуанов в этом лично заинтересованы. Ведь если все будет идти «как идет», то кризисные явления в экономике будут неизбежно нарастать. Президент же требует — с правительства требует, а не с Центробанка, — чтобы простые люди почувствовали улучшение жизни уже в этом году.
2. Не изымать деньги из экономики.
Во-вторых, правительство может способствовать росту денежной массы в экономике, если не будет «складировать» все свободные средства на счетах Казначейства в ЦБ, а будет размещать их под проценты в коммерческие банки или покупать на эти деньги доходные ценные бумаги.
В свое время это практиковалось. Антон Силуанов, тогда министр финансов, а сейчас еще и первый вице-премьер, в разгар кризиса, в феврале 2015-го, сказал: «Сейчас, когда экономика нуждается в ресурсах, мы не должны изымать из экономики средства» и «Мы в прошлом году разместили остатки федерального бюджета — более триллиона рублей. Мало того, что мы заработали на этом дополнительные доходы — около 48 миллиардов рублей. Но это не самое главное, самое главное — мы давали деньги в экономику».
Такие грамотные действия тогда помогли избежать ухудшения ситуации. Сейчас, увы, не так. Со второго полугодия 2018 года влияние счетов правительства на приток денег в экономику отрицательное. Одна из причин: в рамках бюджетного правила правительство само изымало из экономики рубли в виде налогов и «относило» их в Центробанк. И если раньше ЦБ эти рубли быстро возвращал в экономику в ходе покупок валюты на бирже, то с августа прошлого года он это делать прекратил вплоть до середины января. Как уже было сказано выше, по своему негативному эффекту это оказалось равносильно валютным интервенциям Центрального банка.
Правительство может избежать этих негативных последствий реализации бюджетного правила, если перестанет изымать рубли из экономики и передавать их в ЦБ. Один из возможных вариантов: Минфин сам в рамках бюджетного правила начинает закупать валюту. И тогда риски, что ЦБ эти деньги в экономику не вернет, исчезнут. Другой вариант: приостанавливать передачу рублей в ЦБ всякий раз, когда тот прекращает валютные операции на бирже. Размещение рублевых средств под проценты в коммерческих банках или в облигациях надежных заемщиков — более благоприятная для экономики альтернатива.
3. Добавлять деньги в экономику.
Минфин мог бы и сам добавлять деньги в экономику, замещая таким образом ЦБ в случае его бездействия. Для этого Минфину достаточно восстановить свое право получать в ЦБ рублевые кредиты. Но чтобы не было соблазна вернуться к порочной практике финансирования дефицита бюджета за счет эмиссии, такие кредиты должны быть процентными и под надежный залог. В качестве залога могут выступить валютные активы Минфина (благо валютная кубышка у него приличная). В крайнем случае Минфин может проводить такие заимствования через своих агентов, например через ВЭБ.
Получив эти рубли и разместив их на депозиты в банках или вложив в ценные бумаги российских эмитентов, Минфин получит дополнительный доход, но, главное, добавит в экономику столь необходимые ей рубли. А если учесть, что по закону Центральный банк перечисляет в бюджет 75% прибыли, то и проценты, которые Минфин заплатит Центробанку, по большей части вернутся в бюджет.
В любом случае надо помнить, что экономический рост в России последние двадцать лет наблюдался тогда и только тогда, когда Центральный банк активно наращивал количество денег в экономике в реальном выражении. Другими словами, решение экономических проблем России сегодня, как и двадцать лет назад, находится не вне России, а внутри нее. То есть в наших собственных руках.
Комментарий: Тупичок
Татьяна Гурова
То, что денежная политика в России не направлена на поддержку экономического роста, обсуждают давно, примерно с 2005 года, однако ничего не меняется. Финансовые власти упорно игнорируют тот факт, что слабые темпы роста реальной денежной массы — это симптом рецессии и ее стимулятор. А также то, что они, финансовые власти, в какой-то степени способны регулировать ситуацию, разными способами увеличивая количество денег в экономике. Теоретически это так. Однако сегодня, мы как никогда далеки от возможности такого регулирования. Длительная, более чем десятилетняя рецессия вкупе с централизацией денежного обращения, а также сокращение круга игроков, способных к крупным инвестиционным проектам, практически не открывают перед финансовыми властями коридоров экономически целесообразного ускоренного наращивания денежной массы. Более того, на мой взгляд, от ближайших пяти лет следует ожидать не экономического роста, а хотя бы восстановления ситуации, когда в России возникнет спрос на деньги со стороны хозяйствующих субъектов.
«Спрос на деньги» — оборотная сторона притока денег в экономику. Предприниматели или государственные структуры должны хотеть увеличивать оборот и инвестировать. Сегодня этому мешает всё.
Значимость предпринимателей и госструктур зависит от соотношения их долей в экономике. Ведущая роль государства в России сейчас очевидна. Ему и флаг в руки. Но государство явно не знает, куда можно инвестировать с высокой отдачей и стратегической целью. Транспортный нацпроект, проект пространственного развития, жилищный проект, которые, казалось бы, могли привлечь инвестиции, — все стоят. Чтобы уж совсем не было неловко, из закромов прошлого вытягиваются старые проекты. Например, разработка медного месторождения в Удокане. Стоимость — 180 млрд рублей. Целесообразность оправдывается задачей увеличить объем несырьевого экспорта. Но это же просто уловка! Экспорт не сильно обработанной медной руды только формально является несырьевым. Все понимают, что это еще одна статья сырьевого экспорта в Азию.
А вот другой долгострой — строительство железной дороги от Элегеста до Курагино. Тува получит связь с Транссибом, а Россия, как нетрудно догадаться, еще немного экспорта сырья, теперь уже угля, в ту же Азию. Инвестиции в проект — 130 млрд рублей.
Смогут ли такие проекты раскрутить денежную массу и рост? Нет. Здесь нет никакого «мультипликатора»: вырыли яму — чуть переработали — перевезли — продали — получили валютную выручку. Валюту, как следует из свежих планов использования Фонда национального благосостояния, будут инвестировать в иностранные активы. А на остаток купят автомобили или двигатели, в которых используется уже переработанная иностранными компаниями медь. В каком-то смысле этот процесс имеет не положительный, а отрицательный мультипликатор. И если все инвестиции будут таковы, то через десять лет мы будем еще беднее, чем сейчас.
О крайне узких возможностях государства по раскручиванию что денежной массы, что экономического роста свидетельствует еще одно событие недели — закрытие заявки «Роснано» на облигационный выпуск в 13 млрд рублей. Здесь все видно на цифрах. «Роснано» привлекает под 8,5–8,9% годовых деньги на рынке, под госгарантии, без них — под 10,25–12,5%. Недешево. При этом за семь лет жизни госкорпорации, сумма ее активов выросла в номинальном (!) выражении всего на 6% — со 175 до 185 млрд рублей.
Что касается частного бизнеса, то с его стороны спрос на деньги сегодня очень и очень слаб. Да, предприятия инвестируют что-то, но больше опираются на свои внутренние возможности. И дело не в пресловутых кредитных ставках. Растущие налоги, давно стагнирующий внутренний рынок, отсутствие государственной стратегии экономического развития — ничто не дает простора для инвестиционных планов.
Так что надо оставить планы экономического роста, опереться на имеющийся спрос, еще раз пересчитать издержки и ждать, когда правительство почувствует, что отступать дальше некуда. Года через два после этого денежная масса может начать адекватно расти.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl