Опрично-земские порядки в российской истории
Пытаясь понять причины и содержание очередного поражения русской демократии, я обратил внимание на то, что в нашей истории, во многом вследствие деятельности её главных и любимых народом героев (Иван Грозный, Пётр Великий, Иосиф Сталин), возникала, по существу, одинаковая и, по существу, тупиковая ситуация. При всём естественном различии эпох, в которых действовали эти персонажи, они приходили к одной и той же социальной конфигурации. Я бы назвал её так: опричнина — земщина.
Опричнина по-грозненски и по-петровски
Отказавшись от экспериментов Избранной рады (50-е годы XVI века), поскольку они не обеспечивали усиления царской власти, а, напротив, «демократизировали» социальный порядок (понимаю всю условность используемой терминологии), Иван IV «придумал» следующий механизм. Бóльшая (в количественном отношении) часть страны живёт вроде бы, как и жила, в рамках привычных, традиционных форм. Рядом же создаётся новое общество, которое освобождено от этих форм и которому «всё позволено». Таким образом, возникает феномен расколотого социума, где одним велено изображать (и вести) жизнь в старых её формах, а другим дозволено делать с этой земщиной всё, что захочется и прикажут.
По-своему такая расстановка сил, как это ни парадоксально, была выгодна обеим сторонам. Она, на самом деле, воспроизводила социально-властную диспозицию, к которой Русь привыкла, адаптировалась за примерно два с половиной столетия монгольского ига. То есть это ордынский порядок, где в роли опричнины — Орда, а земщины — Русь. И когда я сказал, что и земщине выгоден такой порядок, то имел в виду то, что другой был непредставим.
Почему же он провалился? Иван Грозный не сделал главного шага — того, который почти через полтора столетия удался его наследнику Петру. Он не придал этому сконструированному расколу культурно-мировоззренческого антагонизма, что, кстати, предполагала классическая ордынская модель. С одной стороны — кочевая, языческая, затем мусульманская, по преимуществу тюркская Орда, с другой — земледельческая, христианская, славянская Русь.
В конце XVII века у Петра Алексеевича на руках были все козыри, полный инструментарий для конструирования этого самого культурно-мировоззренческого антагонизма. Причём, как и в случае с Иваном Грозным, новой «ордынизации» России предшествовал период «демократических» экспериментов другой Избранной рады — «правительств» Фёдора — Софьи — Голицына (70–80-е годы XVII века). И потому Петру Алексеевичу уже не надо было самому ставить «демократические» опыты, которые вели всю систему к бóльшей социальной плюрализации и расширению зоны свободы.
Два десятилетия он создавал новую опричнину, говорящую по-немецки, и новую земщину, которая вроде бы живёт по-старому — никто ведь не отменял Соборного уложения его папы. Итак, Пётр учёл историческую недоработку Ивана Грозного. Он помнил, как земщина разгулялась в начале XVII века и, несмотря на усилия деда и отца, довольно вольготно для русских условий гуляла до конца столетия.
Петровская европеизированная опричнина хорошо знала и эффективно делала своё дело. Это было связано ещё и с тем, что и здесь Пётр пошёл дальше своего предшественника. Иван Васильевич, расколов правящий слой, не довёл начатое до политического конца. То есть не истребил поголовно не принятых в опричнину крупных, средних и мелких «феодалов», которые и учинили на развалинах грозненского орднунга «лихие нулевые» (XVII век, Смута). Пётр же сделал всё правильно. Сначала, в качестве социального предупреждения, порубил головы «оппозиционерам» и, тем самым запугав и усмирив правящее сословие, превратил его скопом в новых опричников. Иными словами, заставил отречься от своего «феодальства» и от своей земской русскости (теперь они считали себя «немцами»).
Дело Петра простояло дольше, но в целом тоже недолго. Сразу после его смерти начался, по сути, хотя это и не было так заметно, другой период. Оказалось, что и петровская опричнина не столь крепка и эффективна, как ему хотелось. Внутри неё мгновенно разгорелась свара, она раскололась на враждебные группировки и имела дерзость менять людей на троне. В конечном счёте доигралась до того, что получила свободу (1762 год). И это было мщением Петру…
Социалистические новации
Схожим образом действовал Иосиф Виссарионович. Его опричниной была верхушка советского общества, составленная из партийных, чекистских, хозяйственных, военных номенклатурщиков. Им тоже было всё позволено по отношению к той части социума, которая в неё не вошла. Советской же земщине дали всё, чтобы она считала себя самой счастливой: и лучшую в мире конституцию, и лучшее образование, и самую справедливую систему социальной защиты, и бесплатное жильё, и поразительно комфортное оптимистическое мироощущение.
Разумеется, поскольку в этот раз земщина была так щедро облагодетельствована, сталинская опричнина-орда для того, чтобы самой существовать и дальше (заметим, в русской истории земщина всегда могла обойтись без опричнины, а наоборот — никогда), была вынуждена ввести некоторые ограничения- «изъятия». Так, табуизировались любые, кроме утверждённого на сегодня, мировоззрения (здесь очень важно «на сегодня»: верность тому, что было «на вчера», квалифицировалась как смертное преступление). Временно, до момента окончательной победы коммунизма, отменялись основные права человека. И даже те, которыми разрешали пользоваться, осуществлялись только по позволению опричнины. Навсегда отказались от выборов. Но иного и быть не могло, ведь в социалистическом обществе не было антагонистических противоречий — значит, и фундаментального конфликта интересов.